Ярослав Шумахер - Фетиш постмодерна

– Пусти! Пусти! Её увлажнившиеся глаза выражают недоуменное бессилие.

– Послушай, ты права, нет никакой сестры, нет; и есть только ты и я, – и он внимательно смотрит в её прекрасные наивные и слезные глаза, – понимаешь, это к истории о дапертутто, я солгал тебе, мой маленький корнишон, ты ведь не читаешь книжек и как на ладони.

– Солгал? Зачем? Я почти поверила тебе, и солгал ли? – в её глазах промелькнуло удивление, сменяющее отчаянное недоумение.

– Совершенно точно, Лил, я солгал наверняка, поэтому ты и поверила; дапертутто-Везде-Нигде, другими словами, это то, чего нет, ну, в общем вымысел, который занимает нас, захватывает наше воображение так сильно, что благодаря этой страсти оживает, вовеществляется, понимаешь?

– Нет, как может ожить то, чего нет?

– Как только что произнесенная моя ложь. В мире так много интересного, а ты совершенно ничего не хочешь знать, меня это настораживает.

– И ты решил меня подло обмануть? Поиграть моими чувствами, да? Однако, теперь я буду умнее, Гумичка; и тоже преподнесу тебе сюрприз не ровен час.

– Да, к черту дапертутто, иди ко мне бесовка; это было спланировано, ты все устроила, скажи? Он подхватывает её и поднимает над собой, как нашалившую девчушку.

– Гуми, Гум.. я ни черта тебя не понимаю, ты просто сверхзадача маниакальная, как ты так можешь жить? Разве нельзя смотреть на мир проще? Мир – это желание жить, мир – это шоколад. Мир – это любовь.

– Да, моя шаловливая косточка, – и он уносит её на кушетку.

– Чарли, я влюбился… – говорю я ему.

– Чего? Не веди себя, как недоделанный сосун.

– Чарли, ты не понимаешь, мать твою, я ЛЮБЛЮ ее, я ей сочиняю стихи по ночам.

– Какие стихи – насмешил! Стихи – это кашачия бутафория, сынок.

– Нет, ты не прав, Чарли, стихи это сила.

– Вот где сила, – говорит он мне и подносит к моему носу огромный волосатый кулак…

– Чарли, посмотри на меня, я другой, у умею любить по-настоящему…

– Да, что ты прицепился к этой телке, тебе других не хватает, вон, смотри, краля идет… не, эта с пластмассовыми ногами… вон, туда глянь, бой-баба – гром, будет тобой как скалкой орудовать, только захоти.

– Чарли, я устал от этого, я не хочу…

– Не кисни, сынок, совсем расклеился, я смотрю, не ровен час, захныкаешь как девка…

– Чарли, что мне делать, она не воспринимает меня?

– Да, что с тобой, охламон, – мне старику такие вопросы задаешь? Кто она?

– Чарли, она сказка, знаешь, какие бывают, из заморских стран черные королевы, прынцесса…

– Прынцесса? Фу, ты морда… ну, подари ей букет роз, не знаю, в кино позови, мать твою, тебе рассказывать дальше?..

– Чарли, она не такая, пойми… ей ничего не нужно.

– Тю, какие мы гордые… так не веди себя, как обделавшийся сосун, найди место и время и назначь свидание, и по-меньше канифоли сопливой – бодро, раз-два, представился, че-нибудь наплел про глаза; фигуру, там сиськи пока не трогай, глаза-то у нее есть? Красивые?

– Да, прекрасные глаза, вот такущие… – показываю.

– Ну, вот, лапух, и будет тебе удача, искренне тока, но без слюней, спокойно все обставляешь, так-сяк… да, лишнего не скажи.

– Прям, вот так просто и все?

– А ты как думал, пойми, сынок, если судьба Вам снюхаться, то так и будет, а если нет, то и не переживай почем зря, – улыбается он.

– Спасибо, Чарли…

– Ну, ну, не сцы так, все образуется, сама поймет, кого упускает…

– А если не поймет?

– Ну, тогда найдем другую кобылу тебе не хуже.

– Чарли!!! Ну, че ты несешь, образина старая, – бросаюсь на него с кулаками.

– Хлоп, – короткая оплеуха, и я лечу дальше, – Чарли, я тебя ненавижу!!!

– Правда, так любишь?

– Да, я жить без нее не могу!

– Ну, я тебе тут не помощник, сынок, я в твои годы прынцесс брал живьем…

– Да, врешь, ты все, старый пердун…

Чарли махает на меня рукой и уходит за сигарой.

– Чарли, Моррисон, паскуда, не хочет печатать мои стихи.

– Ну, что он паскуда, я и без тебя знаю, а что за стихи, говоришь, дай-ка взгляну…

– Фу, Чарли, что это?

– А ты не видишь – бюстгалтер, мать твою… ты еще понюхай.

– Вернее то, что от него осталось… ты опять трахался с этой позорной шлюхой? С Хеленой, да?

– Ну, ты по-легче, сынок, лучше принеси-ка мне бутылку рому с кухни.

– Чарли, ты неисправим, – голос с кухни.

– Ну, уж не тебе меня перевоспитывать, сосунок.

– На, держи свое вонючее пойло.

– Так где стишки?

– Сейчас.

– Ох, куда запрятал, прям как девка целку.

– Вот, читай.

– Так…

I.