Валерий Рогожин - От подъема до отбоя

Про самодеятельность мы стали забывать, хотя зря. Что в жизни может пригодиться, когда и где никогда точно не известно.

Вспомнили о художественной самодеятельности совершенно неожиданно и первыми вспомнили не мы.

Неожиданно меня сняли с занятий и вызвали в Ленинскую комнату. Бегу встревоженный. Что случилось?

О-па-на! Оказывается после смотра самодеятельности меня и еще несколько человек записали в полковую самодеятельность, а теперь организуется агитбригада для проведения агитпробега по близлежащим селам. Так называемая смычка города и деревни. Мы им покажем выступление художественной самодеятельности, поднимем культурный уровень, внесем свежую волну в темные зимние сельские вечера и все такое прочее. Включают в агитбригаду самых сознательных, самых активных, самых дисциплинированных, изъявляющих свое полное согласие, и тому подобное, и прочая, и прочая.

Куда денешься с подводной лодки? Попробуй не изъяви согласия, тотчас на ковер к замполиту части, а оттуда на воспитательную работу к сержантам. А с воспитательной работой не поспоришь. Тем более, что:

«Партия сказала: „Надо!“ – Комсомол ответил: „Есть!“»

Я изъявляю свое полное согласие, а заодно восторг и энтузиазм по поводу столь ответственного поручения и бегу за следующим агитбригадовцем.

После того, как агитколлектив сформирован, нас уводят на подготовку. Мы довольны, с хорошим настроением, веселы и полны энтузиазма. Что может быть лучше, чем на несколько дней забыть казарменные порядки и окунуться в жизнь зимней деревни.

Я думал подготовка будет заключаться в приготовлении формы для выступления, репетиции, повторении текстов и тому подобной кутерьме. Оказывается не совсем так. Подготовка заключается в осмаливании лыж.

Пойдем через лес на лыжах по карте до ближайшей деревни. Так сказал замполит. Сразу же энтузиазм у нас несколько пошел на убыль. Идти день через лес, тащить на себе громоздкий багаж, чтобы в деревне с налету выскочить на сцену и давать концерт. Это уже несколько меняет дело.

Вымазав лыжной мазью и лыжи и свои физиономии, мы узнаем, что к счастью багаж на себе тащить не будем. Багаж поедет в сопровождающем КУНГе (КУНГ – это Кузов Унифицированный Нулевого Габарита). Это уже несколько легче.

Отправление назначено на завтра. Поэтому у нас достаточно времени, чтобы подготовить и форму, и инструмент для музыкантов и себя морально для всех остальных.

Наутро объявлено общее построение. Гремит оркестр, командиры говорят торжественные речи про деревню, которая нас кормит и про наш долг защищать и охранять мирных труженников тыла, свободных колхозников, пахарей и земледельцев. Столь же торжественно, но более слабым голосом говорит речь наш комсорг.

Опять гремит оркестр, мы выходим за территорию части, надеваем лыжи и становимся на лыжню. Из части выходит КУНГ с нашим багажом и скрывается за поворотом дороги. Опять звучит музыка и мы трогаемся по уже проложенной лыжне вперед, в неизвестность, через лесные дебри к далекой манящей деревне. Впрочем манит она нас уже не особенно. С большим удовольствием я, да и большинство остальных агитаторов, отправились бы сейчас пешком без всяких лыж в теплую казарму.

Ура! За поворотом, когда ворота воинской части уже скрылись из виду, дорога идет вниз и здесь в низине стоит наш КУНГ.

– Долго вас еще ждать? – орет из кузова сержант и мы поспешно забираемся в теплое нутро машины. Все не помещаются. Ничего успокаивает незнакомый прапорщик, – сейчас автобус подойдет.

Оказывается мы едем в деревню не на одном КУНГе. Точнее мы, курсанты, на КУНГЕ вообще не едем. На нем едут наш старший, взводный второго взвода старший лейтенант, прапорщик из гаража и три сержанта. Мы, то есть все остальные рядовые и два молодых младших сержанта едем в автобусе. Замполит уже уехал с каким-то капитаном на легковой машине. А еще с нами будет груженый грузовик, на котором мы захватили некоторую материальную помощь колхозникам, которую заказывал председатель по телефону.

Подходит автобус и вслед за ним грузовик. Грузовик и впрямь нагружен больше некуда. Над бортами возвышается солидная гора, закрытая брезентом.

Устраиваемся в автобусе. Ехать, говорят, несколько часов. Уже подходит обеденное время. Нам выдают пакеты с сухим пайком. Должны трогаться, но какая-то заминка. Командиры совещаются в КУНГе. О чем – неизвестно. Ладно, солдат спит – служба идет. Прописная истина.

Неожиданно из автобуса вызывают меня и двух бурятских якутов, которые были ведущими на концерте. Влазим в КУНГ, наша мини колонна трогается. В КУНГе накурено, но тепло, не то, что в автобусе. Даже жарко. Расстегиваем шинели, устраиваемся поудобней. Нам объясняют, что сейчас здесь у нас торжественный обед, а затем мини концерт силами присутствующих. Оказывается в КУНГе уже сидит гитарист из соседнего взвода.

Достают тушенку, хлеб, колбасу, галеты, плавленые сырки и две бутылки водки. Я водку до армии не часто пил, всего несколько раз, но виду не подаю, хотя боязно, как бы чего не вышло. Это практически первый раз после призыва выпиваю. Наливают треть эмалированной трехсот граммовой солдатской кружки. Суют в руку кусок черняшки с наваленной на него тушенкой и дают кусок колбасы. Глотаю содержимое кружки, жидкость глухо ухает куда-то вниз. Полуминутная пауза с мерзким спиртовым послевкусием. Хватаю зубами кусок хлебного мякиша с душистым мясом, забиваю этой чудесной закусью водочную остаточность и тепло пошло по телу. Вначале потеплело где-то в животе, потом переходит в грудь. Благодать. Вот оно бесконечное удовольствие за которое пьяницы и алкоголики расплачиваются своей судьбой, своей жизнью.

Мне суют еще колбасы.

– Ешь, ешь, давай закусывай!

Все ребята в КУНГЕ замечательные, старинные друзья, да я за них! Наливают еще по чуть-чуть. Закусываем. Тушенка. Какой замечательный хлеб! Я в жизни не ел такого хлеба!

Гитарист играет. Остальные подпевают. Песни уже не те, что на концерте и не те, что орут в гражданских подпитых компаниях. Мы поем свое:

или