Алексей Розенберг - Куншт-камера. Зал второй

– Хо, Виталичка! Это как раз-таки не говорит в вашу пользу!

– Да? И почему же?

– Потому, что это говорит о том, что вы либо любите только самого себя, а значит редкостный эгоист и, возможно, циник, либо любите кого-то, но не себя, что говорит о том, что в данном случае вы никчемный человек, какие обычно очень плохо кончают где-нибудь в подворотнях!

– Почему же вы исключаете третий вариант, Светочка?

– А третьего и не дано: раз однолюб, значит либо-либо!

– А если предметом любви служит жизнь?

– В каком смысле?

– В прямом, Светочка. Я однолюб, и моя единственная любовь – это жизнь. Жизнь во всех ее проявлениях. Включая флору, фауну, меня, вас и еще миллиарды живущих на земле…

– Вы псих, Виталичка. И к тому же развратник! Нам больше не стоит встречаться. Прощайте!..

Одному предложили вот что: либо ему оставляют крылья, но отрывают ноги, либо отрывают крылья, но ногами он по прежнему сможет топтать землю. А если он ничего не выберет, то оторвут и крылья и ноги, а заодно и голову, не умеющую принимать решения.

А он в ответ почесал пузо, и спрашивает:

– А какая разница?

И так он этим вопросом поставил в тупик предлагающих, что те, в раздумьях почесавши пуза, взяли, да зашибли эту никчемную муху мухобойкой, и отловили на куче навоза новую.

Одному человеку, который понимал все буквально, дали производственное задание со словами «вывернись наизнанку, но сделай!». И вместо того чтобы делать порученное задание, человек озадачился способом вывернуться на изнанку.

И что бы вы думали – изловчился, подлец, и вывернулся. Отчего, конечно, помер, так как способа ввернуться обратно – он додумать не успел.

Так что производственное задание пришлось перепоручить менее дотошному работнику.

Вот уж никто не ожидал чего-нибудь эдакого героического от Филюшкина, а он взял и отличился. И не просто отличился, а можно сказать прямо прогремел своим выразительным поступком. Прославился сукин сын так, что и слов нет. То есть буквально. Все только и говорят, что, мол, вот это да, вот это Филюшкин! Мы, дескать, даже и не ожидали, а он взял, подлец, и отличился! Да так, что и слов нет! Мол, только и остается, что от удивления молча пасти разевать!

А что конкретного там Филюшкин учудил – рассказывать не беремся. Так как не в курсе. А те, кто знает, только глазами хлопают, да с открытыми ртами стоят – аж ливер видно. Мы бы, конечно, спросил бы самого Филюшкина, да он третьего дня как помер. Так что извини читатель. И всего тебе с кисточкой.

Евгений Олегович, будучи в гостях у Петра Семеновича отколол вот какую штуку: в разгар веселья (а надо сказать, что у Петра Семеновича случился юбилей) Евгений Олегович скромно поднялся из-за стола, выпил стопку, пробормотал «Мне пора домой» и ушел.

Вот что ты с ним будешь делать?

Хотя гости, включая юбиляра, и не заметили.

Один я глазастый.

Проснувшись рано утром, Петр Сергеевич обнаружил, что у него начисто отсутствует левая нога. Натурально. Правая на месте, а левой – как и не было.

– Ах ты ж, беда какая! – воскликнул Петр Сергеевич, задумчива почесывая пузо. – Как же теперь быть-то? Мне ж на службу идти надо!

А надо сказать, что своей службой Петр Сергеевич сильно дорожил, и даже не жалел на нее никакого здоровья. А посему изловчился и упрыгал на службу на одной ноге.

– Представляете, какое несчастье, – стал рассказывать коллегам Петр Сергеевич. – Утром проснулся, а ноги-то и нет! Эдак дело пойдет, то и без головы проснуться можно…

– Да ты видно сбрендил, Петр Сергеевич, – ответили ему коллеги, покручивая пальцами у висков. – Кабы у тебя ноги не было, то как бы ты на службу явился? На руках пришел бы что ли?

Тут Петр Сергеевич видит – у всех коллег по одной ноге. Правой. Даже у уборщицы Тихоновны, ловко управляющейся со шваброй. А тут еще и уважаемый Павел Семенович, начальник Петра Сергеевича, припрыгал и интересуется, почему все прохлаждаются, когда план горит.

– Хм… и правда – чего это я? – задумчиво произнес Петр Сергеевич и, почесавши пузо, упрыгал к своему рабочему месту.

– Милый, я хорошо выгляжу?

– Да, дорогая.

– И все?

– В смысле?

– И это все, что ты можешь сказать?

– Эм… Ты спросила, хорошо ли ты выглядишь – я ответил. Или что?

– Ничего! Иногда мне кажется, что тебе до меня нет дела! Я для тебя как мебель!

– Я не понимаю тебя, дорогая.

– Что ж тут непонятного? Это про мебель можно просто ответить «да», на вопрос, хорошо ли она выглядит! А я не мебель! Я – женщина! И твоего «да» мне недостаточно!!!

– О! Ну прости меня, дорогая! Ты просто замечательно выглядишь! Так лучше?

– Лучше, но не достаточно!

– А еще у тебя красивые глаза, дорогая!

– Что?! Ты хочешь сказать, что все остальное выглядит ужасно?!

– Нет, я…

– Замолчи! Слышать тебя не хочу! Мерзавец! Выставил меня уродиной! Скотина!

– Но, дорогая, я вовсе не…

– Замолчи! Ты уже все сказал! Подлец! Ненавижу тебя!

И она ушла в ванную комнату, хлопнув дверью так, что с потолка посыпалась штукатурка. Среди шума пущенной из крана воды, послышался тихий плач.

Мужчина задумчиво почесал затылок, пожал плечами и, перевернув страницу книги, продолжил чтение.

Валентин Семенович сидел перед аквариумом, в котором плавал одинокий окунь, и показывал этому самому окуню язык, и вообще строил довольно мерзкие рожи.

Какие мысли проносились в голове окуня, при виде кривляний Валентина Семеновича, сказать трудно, но достоверно одно: каждый раз взглянув в рожу Валентина Семеновича, окунь испуганно икал и, пуская пузыри, искал спасение в водорослях.

Вдоволь накривлявшись в лицо рыбы, Валентин Семенович выходил из комнаты и затаивался за дверью, поджидая, когда окунь окончательно успокоиться и перестанет икать. А потом вновь врывался в комнату, подбегал к аквариуму и беспощадно доводил окуня до икоты.

Собственно, какие цели преследовал Валентин Семенович остается не ясным. Возможно, он хотел выучить окуня стойкости и выносливости в экстремальных ситуациях, дабы вывести новый вид рыбы бойцовских пород. Может быть, рассчитывал, что окунь, с перепугу, начнет снабжать его икрой высших сортов. А может Валентин Семенович просто был немного не в себе. Но как бы там ни было, со временем, окунь начал икать от малейшего шороха в доме.

Икать и отдавать себе отчет в том, что если он что-нибудь не предпримет, то однажды всплывет брюхом вверх.

И однажды, когда Валентин Семенович привычно ворвался в комнату и подбежал к аквариуму, окунь отколол такую рожу, что Валентин Семенович упал в обморок и вскорости издох от чудовищной икоты.