Алексей Розенберг - Куншт-камера. Зал первый

Выпив вино, Мария Петровна, вздохнула, поднялась было, чтобы направиться в ванную комнату, откуда доносились не совсем аппетитные звуки, но передумала и снова уселась на стул.

– А, да черт с ним. Выживет. Ничего. Я его воспитаю. Я из этого Бочкина такого мужика сделаю, что все бабы обзавидуются. Только бы раньше времени не загнулся…

Свистунов, откушавши дешевого портвейну, валялся теперь в непотребном виде посреди грязной кухни и отчаянно икал.

А супруга Свистунова, откушавши дешевого коробочного вина, валялась на полу в грязной спальне. Также в непотребном виде и отчаянно икая.

А дети Свистуновых, в количестве восьми штук, откушавши какой-то гадости найденной на улице, валялись на полу в грязной гостиной и отчаянно икали.

Припершийся из любопытства участковый, зачем-то откушал из кастрюльки подозрительного супа, и теперь валялся в непотребном виде в грязной уборной и отчаянно икал.

Дворник Тихон, зашедший стрельнуть трёшку до получки, узрел всю эту икающую братию, смел их метлою на совок и снес на помойку. За ненадобностью.

После чего поперся занимать трёшник к Свищевым, из квартиры которых тоже доносилась икота.

Олег Захарович откушал на завтрак бутерброд с колбасою и сыром под чашечку кофею.

Вот так: чинно благородно – оттопыривши мизинцы, выкушал кофей и мелкий бутербродец.

Анна Серафимовна, супруга Олега Захаровича, даже глазам своим не поверила, увидевши это дело. А Олег Захарович, увидевши такое удивление супруги, сделал лицо необычайно важным и обтер губы салфеткой, отчего Анна Серафимовна не поверила глазам вторично, и плюхнулась на табурет.

И тут Олег Захарович не выдержал и, дико расхохотавшись, отчаянно рыгнул, сплюнул на пол, обтер рожу рукавом, икнул, вынул из-под стола банку с брагой, смачно приложился, опять рыгнул, и, обтершись рукавом, закурил папиросу и весело взглянул на супругу.

И тут Анна Серафимовна облегченно выдохнула, погрозила Олегу Захаровичу пальцем, и, весело насвистывая, ушла по своим делам.

Братьев-близнецов Етишкиных было ровно восемь человек. А именно: Сергей Михайлович, Эдуард Петрович, Михаил Евгеньевич, Павел Семенович, Валентин Григорьевич, Андрей Эдуардович, Семен Олегович и Алевтина Прокофьевна. И этот факт несколько тревожил их маму Галатею Изольдовну Разгуляеву и папу Елизара Агафоновича Раздолбаева.

А в целом, семья, конечно, была очень дружная.

Дмитрию Петровичу снилось, будто он никакой не Дмитрий Петрович, а натурально бубновый туз, спрятанный в рукаве у шулера. А поскольку по жизни Дмитрий Петрович слыл очень порядочным и честным человеком, то совершенно неудивительно, что такое положение вещей вызывало в нем возмущение.

Не желая участвовать в карточной афере, Дмитрий Петрович изловчился и в самый неподходящий момент вывалился из рукава шулера, за что шулер был нещадно бит различными тяжелыми предметами. А напоследок, шулера заставили сожрать Дмитрия Петровича. То есть, конечно, не самого Дмитрия Петровича, а его проекцию в бубновом тузе. Что шулер и сделал, отрывая от карты по кусочку и тщательно разжевывая.

При этом сам Дмитрий Петрович, который натуральный, почувствовал себя крайне неприятно – будто бы его действительно едят. И открывши глаза обнаружил, что его ухо задумчиво жует дог Арчибальд, который каждое утро таким образом намекал, что пора вставать и отправляться на прогулку.

Петр Аркадьевич, не открывая глаз, шарил рукой по прикроватной тумбочке в поисках оглушительно звенящего будильника, который, судя по всему, достаточно ловко уворачивался или прикидывался посторонними вещами, так что Петру Аркадьевичу волей-неволей все-таки пришлось открыть глаза.

– Подлец! – сказал он мгновенно обнаруженному будильнику, искусно притаившемуся за стаканом с водой. – Изверг! Да поржавеют твои шестеренки!

Тяжело вздохнув, Петр Аркадьевич перевел стрелку звонка на пятнадцать минут вперед, подкрутил завод и, открывши тумбочку, достал из нее початую бутылку коньяку и мерный стакан. Начислив ровно сто семьдесят три миллилитра, залпом выпил, убрал все обратно, откинулся на подушку и снова уснул.

Спустя пятнадцать минут будильник зазвонил вновь.

– Скотина! – сказал Петр Аркадьевич будильнику, переводя стрелку звонка еще на десять минут вперед. – Да полопаются твои пружины!

Тяжело вздохнув, он поставил будильник на тумбочку, и принял очередные сто семьдесят три миллилитра коньяку, после чего снова улегся.

Через десять минут история повторилась. Потом еще раз. И еще. А потом Петр Аркадьевич решил, что уже достаточно пьян, чтобы никуда не ходить, и более не включая звонка, засунул будильник под подушку и, поплотнее укутавшись одеялом, с довольной улыбкой на лице погрузился в крепкий сон.

Дмитрий Лукич, выкушавши графинчик водочки, под маринованный грибок да огненный борщик, пребывал теперь в состоянии душевной гармонии и, возлежа в гостиной на топчанчике, ковырял в зубе отверткой, мурлыкал легкомысленный романс и размышлял о женщинах.

А в то же самое время, с холма Верхний Сопель, пробиваясь сквозь сугробы, доходящие до плеч, спускался древний Кука.

С его косматых бровей свисали исполинские сосульки, путающиеся под ногами, и затрудняющие и без того тяжелый спуск.

Периодически Кука делал остановку, обкусывал сосульки в три приема и, издавши чудовищный рык отчаяния и тоски, продолжал свой путь.

В то же самое время, в небе над Кологривом появился парашютист на оранжевом парашюте.

С земли, если пристально всматриваться, можно было различить, что парашютист имеет неприятные зеленоватые черты лица, отчаянно плюется и нехорошо выражается, так что местные кологривские мужики с нетерпением ожидали его приземления.

Но приземлиться парашютист не смог, так как сильнейший порыв ветра унес его в неизвестном направлении.

А еще, в то же самое время, некая гражданка Втюхина пришла в гости к некоему гражданину Козырь-Тузову, и они…

Впрочем, это уже другая история. И она вряд ли вас заинтересует.

– Знаете, Елизавета Павловна, мне тут с оказией чудную вещицу доставили. Прямо из Африки. Мой старый приятель изучает в тамошних местах какие-то дикие племена, и вот прислал мне этот подарок. Называется – бумеранг.

– И чего же в нем такого чудесного, Павел Игнатьевич? Палка – как палка. Кривая только. Она, поди, и в печку-то не влезет.

– В печку? Скажете тоже, Елизавета Павловна! Это ведь самое что ни на есть настоящее оружие диких африканцев!