Ирина Зимина - Заметы на полях «Газеты»

© Ирина Зимина, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Работа заменяла ей всё – секс, наркотики и бардовскую песню. Зинаида Ивановна приходила на работу даже в выходные дни. Посидев за столом в пустом кабинете, она тяжело вздыхала и отправлялась с сожалением домой.

Зинаидой Ивановной тридцатилетнюю рыжую хрупкую синеглазую Зину звали редко. Лишь приходящие. Сослуживцы – разве в шутку. Звали же завсегда Зиночкой. Она любила танцевать, овсяное печенье и молоденьких мальчиков. В еженедельной «Газете», где Зиночка служила ответсеком, молоденькие мальчики были…

Штат газеты был небольшим, но очень неординарным. Казалось, что его собирал сумасшедший, упорно избегая всякой логики. Чего стоила одна только Лида – тридцатилетняя блондинка Лидия с фигурой манекенщицы, взглядом ангела и хваткой умирающего леопарда. Ах, Лида! По Лиде вздыхали все мужчины огромного, только что отстроенного Дворца культуры, где и размещалась редакция «Газеты». Но Лиде было некогда. И когда глаза мужчин туманились, а сердца учащённо бились, Лида, не замечая никого и ничего вокруг, спешила то в бухгалтерию сдавать деньги, то на встречу с очередным совершенно сумасшедшим, нечёсаным рекламным агентом.

Лида была администратором. Кто придумал такую бредовую должность в газете, было совершенно неясно, но должность была, и Лида волокла на себе обязанности менеджера по рекламе, менеджера по распространению, бухгалтерию, документацию, и еще целый воз обязанностей волокла на себе Лида.

Лида трудилась. Лида пахала, как ломовая лошадь. Но никто из руководства этого не ценил. И даже скорее наоборот. Словом, Лиду клевали. Её клевал шеф – генеральный директор Дворца молодёжи, являющийся одновременно еще и главным редактором «Газеты», Станислав Алексеевич Нипихалин, сильно пьющий, но почему-то так и не спившийся окончательно, всклоченный шестидесятипятилетний гений, и его любовница, заместитель редактора газеты по совместительству, пустая и амбициозная, совсем невоспитанная Карина. Ах, пардон, Карина Витальевна. И коллектив всего Дворца недоумевал по этому поводу, хотя ведь абсолютно ясно, что в любой конторе должен быть козёл отпущения. Руководство хотело, чтобы таким козлом стала Лида. Вернее, козой. (Прости мне, Лида, прости…). Лида сопротивлялась, но администрация надеялась сломить её дух. Больше всех об этом мечталось Карине Витальевне.

Карине Витальевне шёл двадцать первый год. У нее был плоский зад, золотые браслеты и привычка часто облизывать губы. Это не выглядело эротично. Карина Витальевна не любила своего шефа. Ни как мужчину, ни как руководителя, ни как гения. Но ей очень хотелось иметь отдельный кабинет, серебряную табличку на двери с надписью «Заместитель главного редактора», почёт и уважение. Два первых пункта у неё уже были. Два вторых ей не грозили никогда.

Карина Витальевна совершенно не разбиралась в том, чем она непосредственно занималась – в газетном деле. Более того, она даже не силилась разобраться. К тому же, отдельный кабинет у неё всё равно уже был. Самое поразительное было в том, что в Карине Витальевне чудесным образом переплетались отсутствия двух талантов – таланта руководителя и таланта человечности. Эта хамоватая, избалованная мадмуазель, похоже, умела в жизни только одно, да и то, судя по выражению лица шефа по утрам, не особо хорошо…

Но замгендира существовала, как существует старая болючая мозоль на большом пальце левой ноги, натёртая любимыми перламутровыми туфлями – туфли выбросить жалко, а мозоль беспокоит!

Карину Витальевну не любили. Её жестоко не любили все обитатели Дворца молодёжи – и театралы, и хоровики, и газетчики. Но больше всех её не любила Анна.

Анна была женщиной бывалой, но не злой. Она работала в газете верстальщицей, дизайнером и бывшим козлом отпущения. Ее уже «отпустили» с этого места, благополучно заменив объект клевания. Но в памяти, туманной и холодной, как колючая проволока, ещё жил ледяной ужас загнанного зверя.

Волосы на голове Анны жили совсем отдельной, своей беспорядочной жизнью. Когда Анна прикасалась к ним руками, казалось, волосы крайне возмущены. Анна любила русский мат, фенечки и жить не могла без мяса. Её движения были медленными, неуверенными и неправдоподобными. Когда Анна смеялась, театралы на третьем этаже испуганно затихали. Когда Анна курила, пожарный инспектор Дворца культуры пила валерианку и плакала. Анне было за тридцать. В жизни у неё было уже всё – крутые разборки, муж-уголовник, две машины и разочарование. Осталось лишь последнее. Зато в очень большом количестве.

Анна работала в одном кабинете с Машей. Маша была наборщицей, пардон, оператором машинного набора. Или компьютерного, как хотите. Маша не курила, не пила, умела очень громко звать сотрудников к телефону и страшно любила сплетничать. Она заходила в редакционную комнату с заговорщеским видом, боком подходила к столу Зиночки и говорила ядовитым голосом:

– Этот-то, представляешь! Опять… – тут она умолкала, и вид её выражал однозначное: это «вааще»!

– Что же, что случилось? – нетерпеливо заглядывала в чистые синие Машины глаза Зиночка. – Не томи, Машенька!

И Маша залпом выдавала очередную местную новость – кто как кому чего сказал и кто как и почему на кого посмотрел. Маруся была доброй двадцатилетней провинциалкой, не совсем адаптировавшейся в городе.

Маша любила Зиночку. Они часами обсуждали мировые новости и местные сплетни. И дела сердешные. Как вы помните, Зинаида любила молоденьких мальчиков. К ним в редакции относились: два Павлика – фотокорр и просто корр; Арнольд – мужчина неопределённого возраста, с неопределённой прической и подозрительным прикидом (он, как и Анна, занимался вёрсткой «Утра»); и девятнадцатилетний, не в меру талантливый корреспондент Артём. Тёма. Тёмушка… Зиночка дышала неровно именно к нему.

Зинаида не любила Артёма. Вернее, она любила Артёма, но совсем не так, как об этом пишут в романах. Она любила его зло, остро и неожиданно. Зиночка Артёма не любила, но хотела. Артём Зину не хотел, но любил. В общем, они ладили. Их видели вместе в совершенно неожиданных местах – в салонах мужской одежды, на крыше родной конторы, в курилке под лестницей или в ветеринарной поликлинике, где работала Лёля – близкая подруга Зинаиды.