Наталья Богранд - Сказки бабушки Параски. Ярмарка в Крутоярах

Силовна:Люди ходят косяками.

Миньша:Дак не зря народ, чай, ходит!

Силовна:Кажный чё-нибудь находит:

Мужики – те выпивать,

Бабы – к бабке колдовать.

Миньша:Ну и что? А к нам с тобой

Не спешит народ гурьбой.

Жизнь – столетних черепах!

Силовна:Чтоб ворота нараспа́х?

Ой, не дай, Господь, Миней!

Мне отсюда всё видней.

Да и чем я помогу?

Колдовать же не могу!

Да и ты, Миней, дружок,

Все мосты давно посжёг

Те, что к выпивке вели.

Мы другое обрели:

Наслаждение покоем!

Калгатиться вдруг? Ни в коем,

Никогда и ни за что!

Не хочу иметь я то!

Жить спокойней без острастки

На своей родной терраске.

Нешто плохо нам вдвоём?

Своего мы не пропьём,

Не сдадим, не прогадаем.

Вон как славно восседаем!

Миньша:Всяки обстоятельства

Создают приятельство.

Если к людям ты с душой,

То прирост идёт большой.

Что сказать о самом Посаде? Получив когда-то по ошибке статус города, а затем и уезда, Посад по-своему процветал, и посадцы не уставали доказывать миру, что они ничем не хуже тех же повельцев, крутоярцев и даже звенигородцев. А там уже и до Москвы недалече. Петербург же считался городом особым, и по определению того же деда Кульбача хоть и был российским и русским, но «в заграничных портках», поэтому ни ровняться на него, ни тягаться с ним посадским жителям и в голову не приходило, о чём дед Кульбач разглагольствовал перед проезжим столичным начальником. Этот самый начальник оказался в Посаде проездом, и ему также «подфартило», что при въезде в город у коляски отскочило колесо, причём как раз напротив дома Кульбача. Пока кучер занимался поломкой, столичному чиновнику пришлось пообщаться с вышедшим за калитку Кульбачом.

Кульбач:Чем Посад наш знаменит?

Девственно себя хранит

Без равненья на иные

Переделки наносные.

Питер – главная столица!

Нам к такой не притулиться.

Пусть глядит надменным оком.

Тут у нас Москва под боком:

Вся в кокошниках, красна,

Как шкатулка расписна,

Вся в церквах да в позолоте!

И стоит не на болоте,

А на горках да холмах.

У неё велик размах!

Здесь идёт коронованье,

А в петровской – отпеванье.

Здесь короны благолеп,

Ну а там – роскошный склеп.

Это выдумка Петра.

Он в истории – гора!

Хоть Россею восславлял,

Только много вытравлял

Русского исконного.

Скажешь, толоконного?

А хотя бы и такого!

Нам родное – не окова!

Моды поменялись все.

Щас горгочут на франсе.

Где те исполинные

Образы былинные?

Здесь в глубинке задержались,

Да и то стыдливо сжались.

Не пойму, чего стыдиться?

Сто веков могём гордиться

Прежними победами.

Там в верхах уве́доми:

К своему пора вернуться.

Перед их устоем гнуться?

Не угоден свой устой?

Православный люд простой

Недоволен нищетой,

Как и праздничностью той.

Чиновник:Петербург другого вида.

Почему у вас обида

За Москву? Был Киев ране.

И у всех отличны грани.

Кульбач:Дак Москва – есть третий Рим!

Строим, строим, вновь горим.

Возведём, что краше нету!

Ты там близко к кабинету?

В гуще значимых голов

Поспрошал бы меж балов,

Чем Москва негодна стала?

Неужели отблистала?

Ведь она была первей!

Сколько звону от церквей,

Сколько шику, блеску в ней!

И она нам всё ж родней.

Ведь такие есть творенья —

Шаг в другое озаренье!

Мож вернём в Москву столицу,

Раскудрит тя, рукавицу?

Чиновник:Ваш чем славен городок?

Кульбач:Не один стоит годок,

Летопись свою листая,

Понемногу прирастая.

Строился, не торопился…

Чиновник:Как-то кучно он слепился.

Кульбач:Нешто это против правил?

Чиновник:Поровней б себя расправил.

Кульбач:Лучше в виде коридора?

Есть длина, да нет задора!

Наш, хоть город-невеличка,

Но округляй – как яичко!

И на вид – очарованье!

Чиновник:Удивляет и названье:

Лишь Посад! А чей?

Кульбач:Дак наш.

Лишь Посад – такая блажь!

Чьё-то имечко добавь —

Ссора! Боже, нас избавь

От всех распрей и скандалов!

Мы тут не из феодалов,

Дак кого вдруг предпочесть?

Можа каждому за честь,

Да не каждому по праву.

А потом ищи управу!

Все живём от ремесла.

Если в клюве принесла

Нам удачу птица-счастья

И тогда, когда безвластье,

И потом, когда налог.

Чиновник:И налог не выдрал клок?

Кульбач:Как же, щиплет! Знай латай

И обратно работáй!

Далеко нам до Европ!

Тут у нас кипрей, укроп

Да салоп из соболей.

Там – с свинячьих трюфелей

Вся еда. Бекон, маслины,

А салопчик из козлины!

Мы пьём бражку из «червивки» 9 9 Червивка – домашнее вино из повреждённых, подгнивающих, либо с червоточиной яблок. ,

Самогонные наливки,

Те – напиток можжевелый.

Там сырок заплесневелый,

Тут похлёбки, щи да кашка,

Квас да тю́рюшка-мака́шка.

И за это нам держаться,

А не в ихне обряжаться.

Тут своё бы сохранить,

На века укоренить.

Дед вспомнил, что эту же самую тему он не раз обсуждал и со своим студентом, и даже дискутировал с ним, досадуя, что мода на всё европейское вытесняет своё исконно русское.

Студент:Ну ты, дед, славянофил!

Кульбач:Что родному потрафил?

Истинным родным дыша,

Млеет русская душа.

В этом есть патриотизм.

Но в безумный фанатизм

Никогда я не скачусь.

Я полезному учусь,

Своего не растоптав.

В том мой жизненный устав.

Но со столичным чиновником Кульбач не пожелал вступать в дискуссию.

Кульбач:А начальству что ль видней,

Что нам ближе и родней?

Чиновник:Нет симпатии к властям?

Кульбач:Я с симпатией к гостям.

Верно, власти критикую.

Сам имею власть такую —

Коль уж на хребте ношу,

То с неё же и спрошу:

– Почему сидишь без дела?

То и это проглядела!

Нонче всяк простолюдин

Вольной волей господин.

Чиновник:За такие, дед, слова

Под ударом голова.

Кульбач:Чё мне с этого удара?

Я, как кот от скапидара,

Не начну орать, носиться.

Чиновник:Ах ты, старая лисица!

Не боишься что ль допросов?

Кульбач:Я по сути щас философ.

Мне страшиться поздновато.

Для меня уж всё чревато!

Я – последний на пиру

И в любой момент помру.

Дак кому чё предъявлять?

А с орудия стрелять

По досужим комарам —

Это глупость, смех и срам.

Надо власти тормошить,

А не критиков душить.

Всякую литературу,

Книгу, живопись, скульптуру

Критик может колупать.