Вячеслав Курицын - Убийство на Кукуц-Мукуц-стрит

Нэдлин снова замолчал.

– Инспектор, дайте, пожалуйста, лупу, – попросил Холмс. – Сэр Исаак, у меня к вам маленькая просьба. Я знаю, что вы занимались филателией. Может быть, вам случайно известно, что это за штемпель?

Холмс вынул какую-то красочную марку и аккуратно положил на стол. Нэдлин поднес лупу к глазам, несколько секунд посмотрел на марку и пожал плечами.

– Обыкновенный штемпель итальянской почты, ничего особенного… Если бы вы занимались филателией, вы бы его спокойно узнали.

– Да? – удивился Холмс. – Наверное, вы правы, и действительно никудышный филателист… Из меня и смотритель маяка получился бы отвратительный. Сэр Нэдлин, теперь, я думаю, вам стоит отдохнуть.

– Что скажете, Холмс, – осведомился Лестрейд, едва мы оставили камеру сэра Нэдлина. – Чертовщина какая-то, не правда ли? Из уважения к вам я не стал перебивать этот бред, но, честно говоря, вы спрашиваете его совсем не о том. Сейчас я вернусь в камеру, поговорю с ним один на один и выбью из него имя сообщника.

– Сомневаюсь, что у вас что-то получится, – сказал Холмс. – Хотя, пожалуй, вот вам козырь. Вы заметили в какой руке он держал лупу? Верно, в правой. Но нанести удар ножом под правое ухо мог только левша, не так ли?

– Черт побери, – воскликнул Лестрейд. – Действительно! Я думал об этом, но вы раньше меня успели сформулировать… Теперь, господа, ему ничего не останется делать, он во всем признается. Я благодарю вас за помощь, мистер Холмс, и непременно сообщу вам о дальнейших событиях…

– Буду весьма признателен. И пришлите, если вам не трудно, материалы о втором убийстве. До встречи, Лестрейд.

Я уже не раз писал в своих записках, что когда Холмс начинал нащупывать разгадку тайны, он становился похож на идущую по следу полицейскую собаку. Сейчас он был похож скорее на буриданова осла: мы медленно брели по Сити, и Холмс явно колебался в выборе следующего шага. В такой растерянности я видел своего приятеля не часто. Я шел рядом, стараясь быть незаметным и не мешать работе мысли великого сыщика.

– Ладно, – вздохнул Холмс, – по совести говоря, надо бы посетить вдову несчастного смотрителя, но, честно сказать, не хочется тащиться в Сонми по эдакой слякоти. Мы наверняка промочим ноги, а у вас насморк, Уотсон, не говоря уж о том, что у меня новые ботинки. « Саламандра » , кстати сказать. Так что, милый Уотсон, посетим пользовавшего сэра Нэдлина доктора Вильсона. Он живет совсем недалеко, а, кроме того, вовсе не исключено, что он предложит нам кофе, чего явно не сделает убитая горем вдова.

– Ваша логика как всегда безупречна, Холмс. Но разрешите и мне похвастать своей незаурядной догадливостью: я сразу понял, что всю историю с маркой вы затеяли исключительно для того, чтобы увидеть, в какой руке Нэдлин держит лупу.

– Не совсем так, родной Уотсон, не совсем так. Я и без того был уверен, что Нэдлин не убивал своей сестры. Вы не обратили внимания, что было изображено на марке?

– Признаться, нет, дорогой Холмс.

– А зря, зря, любимый Уотсон. На марке – портрет знаменитого певца Майкла Джексона. Если бы Нэдлин знал о готовящемся покушении на человека с таким именем, то, я думаю, выдал бы свое волнение. Тем более, что на марке крупно написано – Майкл Джексон. Нэдлин, однако, остался совершенно безучастен. Уходя, я на всякий случай еще упомянул профессию – смотритель маяка. И вновь – никакой реакции…

– Гениально. Холмс.

– Элементарно, Уотсон. А вот и дом мистера Вильсона. Будем надеяться, что этот очень достойный господин не будет, что называется, лить воду, а прольет на это дело некоторый свет…

Мистер Вильсон оказался толстым пожилым арабом с приятно-отталкивающей внешностью и благородными манерами. Он принял нас весьма дружелюбно, отдал дань моему литературному таланту и криминалистическим способностям моего друга, предложил кофе и виски. Холмс подробно изложил ему происшествие на Кукуц-Мукуц-стрит и попросил рассказать о характере болезни подозреваемого.

– Прискорбный случай, господа, – сказал Вильсон, – Сэр Нэдлин, несмотря на все свои странности, не производил впечатление человека, способного на противоправные действия. Не знаю, смогу ли я вам чем-нибудь помочь, но должен заметить, что с психиатрической точки зрения история этого господина очень любопытна. Нэдлин практически не помнит своего детства и своей юности, но при помощи специального воздействия можно вытряхнуть из его подсознания некоторые факты, о которых он сам как бы и не подозревает. Меня занимал именно феномен раздвоения личности, страха своего отражения, и я пытался понять причины именно этой аномалии. Применив разработанный мною метод ассоциативного допроса, я заставил Нэдлина вспомнить, что в раннем детстве над его кроваткой висела картина с изображением юноши Нарцисса из известной легенды. Вам знакома эта легенда?

Мы дружно кивнули.

– Так вот. Нарцисс, как вы помните, полюбил свое отражение в воде и всю жизнь провел над этим отражением – чах. вожделел и не мог овладеть собою, что, в общем, неудивительно. Вы, господа, когда-нибудь пытались овладеть собою? Я имею в виду не рукоблудие, а обыкновенный автокоитус?

– Признаться, нет.

– Очень рекомендую попробовать и гарантирую, что у вас ничего не выйдет. Так вот, природа явлений одна и та же: отношение к себе одновременно как к себе и как к своему двойнику. Почему у сэра Нэдлина это отношение приняло такой… негативный характер, не так уж и важно. Мистическое – а здесь явен налет мистического – у большинства людей вызывает именно страх… У меня, к сожалению, не было возможности долго работать с сэром Нэдлином, но я уверен, что пользуясь этим методом, можно многое вытянуть из его дремлющей памяти.

– А что все-таки за метод? – осторожно спросил Холмс, не сводивший с Вильсона глаз и ушей, но и не забывавший загребать стакан за стаканом дармового виски и заедать его дармовыми же сэндвичами.

– Все очень просто, господа. Нужно найти способ говорить его подсознание. Оно, скажем, прекрасно проявляет себя в сновидениях, и если Нэдлин согласиться рассказывать вам свои сны, вы узнаете массу подробностей его прошлого и прошлого его семьи. Значение сна, конечно, еще нужно уметь расшифровать. Или, например, если во время разговора человек бессознательно водит по бумаге карандашом, то в итоговых каракулях очень много материала для опытного исследователя… Тайна может скрываться в пристрастии к тому или иному сорту табака (я, кстати, курю « Винстон » ), к определенным мелодиям и книгам… Узнать можно все, нужно лишь время и опыт…

И тут мне в голову пришла блестящая идея, настолько блестящая, что я решил никогда больше не уступать Холмсу такого грабительского процента гонорара, как шестьдесят. Я едва дождался, когда мы покинем гостеприимный дом Вильсона, и, оказавшись на улице и давясь последним недожеванным сэндвичем, я прошептал: