Петр Дмитриев - Гид по «тюряжке легкого режима». Или руководство для тех, кто «сел» по ошибке

4. Осужденные, получающие заработную плату, и осужденные, получающие пенсию, возмещают стоимость питания, одежды, коммунально-бытовых услуг и индивидуальных средств гигиены, кроме стоимости специального питания и специальной одежды. С осужденных, уклоняющихся от работы, указанные расходы удерживаются из средств, имеющихся на их лицевых счетах. Возмещение стоимости питания, одежды, коммунально-бытовых услуг и индивидуальных средств гигиены производится ежемесячно в пределах фактических затрат, произведенных в данном месяце.

5. Осужденным, освобожденным от работы по болезни, осужденным беременным женщинам и осужденным кормящим матерям на период освобождения от работы питание предоставляется бесплатно. Осужденным, содержащимся в воспитательных колониях, а также осужденным, являющимся инвалидами первой или второй группы, питание, одежда, коммунально-бытовые услуги и индивидуальные средства гигиены предоставляются бесплатно.

6. Осужденным беременным женщинам, осужденным кормящим матерям, несовершеннолетним осужденным, а также больным осужденным и осужденным, являющимся инвалидами первой или второй группы, создаются улучшенные жилищно-бытовые условия и устанавливаются повышенные нормы питания.

7. Сверх установленного статьями 88, 121, 123, 125, 131 и 133 настоящего Кодекса размера средств, разрешенных к расходованию на приобретение продуктов питания и предметов первой необходимости, осужденные могут за счет собственных средств дополнительно приобретать разрешенную к использованию в исправительных учреждениях одежду, в том числе спортивную, оплачивать дополнительные лечебно-профилактические и иные предоставляемые по их желанию услуги, определяемые Правилами внутреннего распорядка исправительных учреждений.

Я никогда не служил в армии. Сначала у меня была отсрочка на пять лет, потому что я был студент МГУ, потом на три года, потому что я был аспирантом института полиомиелита, а потом я уже был подозреваемым, обвиняемым, подсудимым и так далее, а таких «не берут в космонавты». И я уже никогда, к сожалению или к счастью, не послужу, потому что стал слишком стар для призыва.

Но зато в силу профессии (биохимик-вирусолог) я часто и надолго ездил на выезды, практики и командировки. Еще в школе (учился я в биоклассе гимназии 1543) после 9-го класса мы на месяц всем классом ездили на практику в деревню Молдино, где девчонки ночевали внутри большого деревянного дома, а мальчики – на чердаке в спальниках в относительно спартанских условиях. После десятого класса мы снова на месяц всей толпой ездили на Белое море, где жили в палатках по 4 человека. После первого курса биофака мы полтора месяца провели на Звенигородской биологической станции, а после второго – месяц на Беломорской биологической станции, и месяц в биологической общаге в Пущино.

Все это я рассказываю к тому, что до отсидки я уже имел некоторый опыт проживания в больших группах людей, знал основные правила общежитий и коммуналок. Например, что нужно жить, кем жил, не выпендриваться, не обманывать, не лезть на рожон, если не чувствуешь за собой правды. Любая социальная группа наказывает за подобные проступки, и это эволюционно оправдано. Иначе эта группа станет разобщенной и неконкурентоспособной.

Сидельцы, которые служили в армии, довольно часто в разговорах отмечали сходство армии и КП. И там и там суровый режим: подъем, отбой, построения, переклички, и там и там нельзя иметь сотовый телефон, нельзя пить, нельзя нарушать субординацию. За каждое нарушение в армии наряды вне очереди и «губа», в колонии – объяснительные и ШИЗО. По сути – одно и то же. И там и там могут наказать физически. Пробить в душу, например, или отмолотить полотенцами с мылом, завернутым в них. И там и там, есть стукачи, подлецы, выслуживающиеся перед руководством. Но, удивительное дело, все отмечали, что в нашей КП прав у ЗЭКов больше, чем у солдат в армии, беспредела меньше, никакой дедовщины (ну, вернее, почти никакой). Даже наоборот, ЗЭКи частенько защищают и выгораживают друг друга перед лицом общего врага арестантов в лице администрации колонии.

После карантина меня с Саней поселили во второй отряд. Длиннющий желтый одноэтажный корпус (Рис. 1). Вход в него располагался с торца, ближайшего к СИЗО, так что мы регулярно слышали лай сторожевых собак через стену. Слева от входа была раздевалка: 4 ряда вешалок, под которыми располагались полки для обуви. За ней слева была «баульная» – небольшое узкое помещение со стеллажами для баулов. Напротив баульной был душ/туалет, состоящий из трех помещений. В основном помещении было 8 раковин для умывания (одна гашéная, для обиженных), напольная раковина для помывки ног и четыре стиральные машины, по одной на каждый кубрик отряда. Умывалка сообщалась с двумя комнатками поменьше: вечно прокуренным туалетом, в котором изредка улавливались ароматы травки, и душем. Туалет был оборудован четырьмя писсуарами и четырьмя кабинками с унитазами с деревянными двустворчатыми дверками, как в салунах на диком западе. Одна такая кабинка тоже была гашéная. Душевая представляла собой облицованную дешевым кафелем комнатенку с пластмассовой вытяжкой и шестью «лейками*», одна из которых также предназначалась для обиженных.

Следующей по коридору комнатой слева был кабинет отрядника. Потом коридор сужался в небольшую арку, пройдя через которую можно было наконец добраться до кубарей. Всего их было четыре: два слева и два справа. Мы жили в кубаре номер один. Этот кубарь не носил специального названия. В нем проживало около 30—35 человек. Место обиженного было отгорожено от остальных шконок проходняком*. Два ряда двухэтажных шконарей занимали почти все пространство. У стен между шконарями стояли двухэтажные тумбочки. И на шконках и на тумбочках висели бирки с именами занимающих их сидельцев. Все шконари были заправлены «по-белому». «Заправка по-белому» – особый вид скручивания постельного белья, принятый в колонии, внешне напоминающий пилотку. Второй кубарь почти ничем не отличался от первого. Третий кубарь носил имя «Титаник» из-за своего размера. В него помещалось около 55 человек. И четвертый кубарь был меньше всех, всего на 20 человек. Он назывался «Красный уголок», потому что когда то в него селили хозбанду и «козликов*».

В продоле между кубарями стояли общие складные сушилки для белья, с обоих концов висело по матюгальнику громкой связи и по камере.

Второй отряд был в три раза больше первого. В нем всегда было людно, громко, суетно. Кто-то стирался, кто-то мылся, кто-то галдел, кто-то курил. И в таком вечно живом неусыпном улье мне предстояло просуществовать два года.

Наш первый кубарь был почти целиком ДТПшный. И, по ходу, самый безобидный и неконфликтный из всех. В него селили только адекватных людей, и если кто-то из его обитателей проявлял себя не с лучшей стороны, его сразу же переселяли в Титаник. У нас не было бомжей, не было наркоманов. Помещение периодически проветривалось, поэтому не было неприятного спертого запаха мужского общежития в отличие от других кубарей второго отряда. В дальнем от входа углу висели две иконы. Около двери было большое зеркало. На окнах висели занавески. На подоконниках стояли комнатные растения. На одной стене даже одно время висел автоматический освежитель воздуха (пока мусора его не разбили вдребезги во время шмона). Вы уже поняли, к чему я? Наш кубарь был самым элитным кубарем для не блатных осужденных. (Для блатных самым элитным считался третий кубарь первого отряда, в котором мне довелось пожить чуть позже).