Петр Дмитриев - Гид по «тюряжке легкого режима». Или руководство для тех, кто «сел» по ошибке

В «дурке*» он протусил больше месяца. Вернувшись, чувствовал себя гораздо лучше, но периодически некоторые закидоны и странности все равно давали о себе знать.

Такое вот житье-бытье.

Общее – (разг.) то, что принадлежит всем, всему обществу в целом

Викисловарь.

Как и почти в любом другом лагере, в нашей колонии был общак*. Он состоял из двух частей: денежно-продуктовый баул и вещевой баул. За каждым баулом был назначен смотрящий, в задачи которого входило вести учет содержимого и выдавать содержимое по мере надобности всем страждущим.

Вещевой баул состоял из нескольких здоровенных пластиковых сумок, куда ЗЭКи отдавали не нужную им одежду при освобождении или при покупке новой. И потом, если в колонию заезжали сидельцы, которые нуждались в этой одежде (одинокие или привезенные этапом из далека, или неимущие), им предлагалось брать ее «совершенно безвозмездно, то есть даром».

Денежно-продуктовый баул имел аналогичное предназначение (снабжать неимущих сидельцев) с той только разницей, что в нем хранились деньги, сигареты и самая простая еда, которую некоторые сидельцы добровольно жертвовали для этих целей: чай, сахар, конфетки для чи́фира, печенье, макароны, крупы, супы-кирпичи (они же бомж-пакеты) в разных вариациях, иногда консервы. Кроме того, продуктовый баул регулярно использовался при отправке парней на перережим. Им всегда выдавали с собой немного рассыпного чая, сигарет, сладенького, чтобы не бедствовали «на этапе».

Сам по себе общак* – дело хорошее, гуманное и благородное. Но, как и при любой другой кормушке в нашей стране, а может и не только в нашей, врать не буду, у нее есть две неприятные особенности. Во-первых, управление и учет содержимого баулов, во-вторых, нецелевое использование содержимого баулов.

Начнем по порядку. Смотрящих за баулами выбирали на общем собрании (сходке*, базаре) заключенных. Иногда предыдущий смотрящий рекомендовал на свое место следующего. Но чаще всего разные группы ЗЭКов выдвигали своих кандидатов, потом происходило обсуждение плюсов и минусов каждого кандидата и голосование. Побеждало большинство. Формально. Но неизменно мнение большинства совпадало с мнением авторитетных сидельцев. Ведь существенное количество ДТПшников и алиментщиков не считали себя частью лагерного мира или просто стеснялись открыто высказывать свою точку зрения перед всей колонией, поэтому им было проще согласиться с мнением «знающих авторитетов». За время моего срока сменилось великое множество смотрящих за баулами. По разным причинам. Кто-то освободился, кого-то отправили на перережим за синьку или наркоту. Но важно не это, а то, как каждый из них справлялся со своими обязанностями.

Должность смотрящего за баулом, как и все руководящие посты, напоминала двустороннюю медальку. С лицевой стороны была относительная власть, доступ к ресурсам и относительная привилегированность по сравнению с остальными сидельцами. С черновой стороны тяжким грузом давила ответственность перед осужденными и напряжение отношений с администрацией. Общак, ведь, было дело незаконное, потому что поощрял и пополнялся он в том числе от карт, всяческих общелагерных турниров по нардам и прочих азартных игр. Поэтому, как только мусора узнавали, кого назначили смотрягой (а узнавали они это от своих стукачей моментально), с ним сразу начиналась «оперативная работа»: склонение к сотрудничеству, «крепеж*», давление, угрозы «отмести» общие баулы и прочие неприятные процедуры. За все эти «неудобства» смотрящему за баулами полагалось довольно много бонусов от сидельцев. Например, он никогда не заботился никакой другой общественной нагрузкой. И даже если объявляли субботник, и он выходил на него вместе со всеми, чтобы не привлекать лишнего внимания мусоров, то всю работу за него делал кто-нибудь другой. Если в душе или в магазине была очередь, его пропускали вперед. При совместной попойке ему всегда наливали чуть больше остальных. И даже если он немного косячил перед ЗЭКами, ему многое прощали. И многие в погоне за этими привилегиями и бонусами старались заслужить право быть смотрягой. Но далеко не все справлялись с бременем ответственности и соблазнами.

Когда я только «поднялся» из карантина, смотрящим за продуктовым баулом был молодой парень, сильно моложе меня, сидевший по статье 228. С виду он неплохо справлялся со своими обязанностями. Но когда его отправили на общий режим за наркоту, оказалось, что он прихватил с собой помимо продуктов, полагавшихся ему «на этап», еще и часть собранных по лагерю денег. Около сорока тысяч рублей. Никто не ожидал от него такого крысятничества. Естественно, это не прошло для него безнаказанно. За него отзвонились в ту зону, куда его перережимили, и рассказали все, как было. Я точно не знаю, что конкретно с ним стало: побили его, поставили дневальным мыть полы или «опустили». Но денег, конечно, уже было не вернуть. Некоторые другие смотряги тоже подворовывали из общака*, но не в таких масштабах. Чаще всего они подворовывали сигареты для себя и своих ближайших корешей и деньги на наркоту и выпивку.

Поэтому отношение к «баулу» у ЗЭКов не всегда было хорошее. Многие считали, и имели право считать, что если деньги и продукты расходовались не на те нужды, для которых они предназначались, что они и не будут тогда «уделять на общее». Ни у кого не было желания за свой счет кормить наркоманов-крыс и их приближенных. Тем более, что лагерная жизнь и без этого была не очень-то простой.

Надо отметить, что ситуация с вещевым баулом была гораздо менее напряженная. Ведь в нем хранилась старая поношенная одежда. И ее брали только совсем неимущие ЗЭКи, которых было довольно мало. Воровать из него было по сути нечего. И поэтому у смотряги за него не было никакой ответственности. Да и мусора за него совсем не «крепили». Пару недель даже я был смотрящим за вещевым баулом, после того, как освободился предыдущий сиделец. За время своего управления я провел ревизию всех вещей в бауле (который выглядел как огромных размеров клетчатая пластмассовая сумка для «челноков»), выкинул совсем уже прохудившиеся вещи и разложил остальное по категориям: майки отдельно, свитера отдельно, штаны отдельно, куртки отдельно. Потом я уехал в санаторий (но об этом я расскажу позже) и передал правление Тыржу.

Занятно, но после моего возвращения из санатория ситуация с общаком* в корне изменилась. И связано это было с тем, что его поставил на личный контроль самый авторитетный сиделец, которого я встречал за время моего срока, – Сорвиголова.

Сорвиголова был высоким пятидесятилетним дядей среднего телосложения. Внешне он немного напоминал Олега Янковского. Его речь, несмотря на легкую картавость, выдавала в нем до невозможности умного и хитрого человека, весьма эрудированного и образованного. Он никогда не повышал голос, но ему не стоило никакого труда привлечь всеобщее внимание. Когда он говорил, все остальные замолкали. За его плечами было много разных срокóв за разные разбойные деяния. В этот раз он сидел за незаконное ношение оружия и сопротивление при аресте (в колонию-поселение его посадили как первохода*, потому что предыдущие его судимости были к тому времени погашены). На его теле было несколько татуировок, но их было немного и они не бросались в глаза. Он был настоящим представителем воровского мира. Большую часть жизни он провел именно в нем. На воле он был смотрящим за целым городом в московской области. То есть без его ведома в этом городе не происходило ничего незаконного, начиная от мелких краж, сбыта краденного, разбойных нападений и угонов, и кончая подпольным игорным бизнесом, крышеванием и подкупом чиновников и сотрудников различных органов всевозможного калибра. Повидал он всякое, ведь его бурная молодость пришлась как раз на лихие девяностые: участвовал в перестрелках, выезжал на разборки. Одним словом, был «бандито-гангстерито». (Я думаю, ему ничего не стоило отмазаться от этой судимости при его связях и положении. Но, как он сам мне говорил, «порядочному бандиту иногда полезно «присесть» на пару тройку лет», чтобы не забывать, кто он и кем жил». Тем более, что нахождение в лагере никак не мешало ему вести свои дела на воле. Естественно, у него была «тырка*» и не одна. К тому же, к нему почти ежедневно приезжали его соратники для того, чтобы сообщить о результатах их деятельности и для получения дальнейших инструкций). Сорвиголова имел эклектичные взгляды на повседневную жизнь. В нем гармонично сочетались современные молодежные увлечения, такие как катание на горных лыжах и на сноуборде, свободное владение всевозможными гаджетами и примочками, интерес к достижениям науки и техники, с настоящими «олдскульными» традициями: честь, совесть, уважение к старшим, увлечение зарубежной музыкой 70-х и 80-х годов, игрой на гитаре старого доброго рок-н-ролла. В его радиоприемнике, который он слушал перед сном, неизменно играли близкие мне, но так далекие от всех остальных ЗЭКов, звуки Pink Floyd, Uriah Heep, ELO, Duran Duran.