Кирилл Берендеев - ЦТП

– Откуда у тебя это? – она вздрогнула всем телом, и отбросила паспорт так, будто он отравлен. – От похитителей? Нет, не могли, значит, уже оттуда, из-за рубежа? Но…

– Лидия, послушай. Вчера я видел твоего отца. Поэтому попросил тебя выскочить на минутку. С ним…

– Отца? – она замолчала на полуслове, смотрела на меня, не отрывая взгляда, не зная, что сказать, как сказать. Вцепилась в меня, горячо зашептав: – Как он, как ты… что с ним? Но почему не сказал сразу.

– Он не велел. Объяснил, как нам и где лучше встретиться. Передаю: с ним все в порядке, здоров, правда, содержится в сыром подвальном помещении, но я надеюсь, долго это не продлится. Кормят нормально, вот только выходить не разрешают, но дают читать газеты…

– Ты… ты как с ними связался? Рассказывай.

Я долго молча смотрел на нее. Как рассказать. Правду? Какую правду? Я начал со лжи, придя в этот мир, и никак не могу остановиться, прекратить лгать человеку, который для меня не просто небезразличен, который мне нужен, к которому я возвращаюсь всякий раз. И которому теперь так нужна помощь; не понимаю, даю я ей хоть часть необходимого или отбираю все время? Хоть что-то даю ей?

Я начал рассказывать, что меня привезли, что увидел отца, беседовал с ним, потом спохватился. Вздрогнул всем телом. В проеме двери, ведущей на кухню буфета, мелькнула знакомая тень. Рада. Так именно здесь она работает судомойкой, здесь она увидела Лидию, здесь созрел план. Отсюда и письмо… письмо.

– Тебе может придти письмо без адресата, может, не одно. Не открывай его, не читай, сожги сразу. Если оно придет, уничтожь и никому ни слова. Не обращайся в полицию, никому ничего не говори, ты поняла?

Она побелела до синевы, на какой-то миг страх, разлитый по стране, вдруг сконцентрировавшись здесь, в подвале, разом сковал нас обоих. Никогда бы не подумал прежде, что подвержен ему. Мгновенно она все поняла. С трудом сглотнула комок, застрявший в горле. Дыхание вырывалось с трудом, с хрипом, наверное, я выглядел не лучше. Пронзительный скрип заставил нас вздрогнуть и оглянуться, неловкий посетитель задел стол, едва не вывернув его с места. Бухнула дверь. Мы остались наедине.

– Тебе пора уходить, – прошептали мои губы против воли. – Не знаю, как мы свидимся еще, но я приду. Предупрежу, если что. Ты не звони.

– Я не знаю, куда. Где ты, в какой миссии? У нас нет представительств Альянса.

– Я позвоню. И сделаю все, чтоб с твоим отцом ничего не случилось.

– Милый, я… я прошу тебя, не надо…

– Иди. Я останусь здесь. Выйду следом, – она кивнула, поднялась по ступенькам. Скрипнула дверь. Как будто прогнал, залезла в подкорку подлая мысль.

Чуть погодя выбрался. Оглядевшись по сторонам, Лидии нигде не видно, зашел за угол, к черному ходу буфета. Рада уже стояла там, тяжело опершись на низкие перила крыльца. Даже почувствовав мое приближение, не подняла головы. Лишь когда встал рядом, спросила:

– Ты ей все передал?

– Вы ей ничего не собираетесь посылать? – мы будто местами поменялись. – Точно?

– Точно, – Оторвалась от деревянных перил и распрямившись, оглядела меня. Лицо, как фартук, серое, усталое. Кажется, большая часть жизни уже позади, а та, что осталась… изо дня в день мойка посуды, уборка, раздача приборов, десятки лет без надежды на перемены. – Сегодня ты по-настоящему нашу страну почувствовал. Как мы. Как она. Как все, – и снова опустила глаза.

– Рада, – тихонько позвал я. Она не ответила, выдохнула устало. Помассировала виски.

– Сегодня ночью передавали. Газеты еще не смотрела, денег совсем нет. И спросить не у кого.

– Рада…

– Дополнения в закон о борьбе с экстремизмом. Приняты на специальной сессии Верховного совета. С сегодняшнего дня запрещается распространение сведений, оскорбляющих партию, заведомо ложных, подрывающих авторитет отдельных ее членов, ее истории, политики, будущего. Запрещается обсуждение подобных домыслов. Запрещается подвергать сомнению идеи и задачи партии, ее основателей, членов… вплоть до пятнадцати лет лишения свободы.

– Рада…

– Начальник столичного военного округа снят с должности за халатность в работе и отправлен под суд. Сотрудники внутренних войск и агентурные работники получили право останавливать и обыскивать без санкции прокурора любые транспортные средства, а так же граждан, вызывающих у них подозрение. Неподчинение карается сроком до десяти лет. Недоносительство теперь до пожизненного…. – она вздрогнула всем телом. Отчего же я не решаюсь подойти к ней? – У тебя найдется мелочь? Купи трехгрошовую «Правду», вон, на углу автомат.

Когда вернулся, Рада заплакала. Вцепилась мне в плечо и стояла, тихо, незаметно, рыдая. Чтоб не увидели, не поняли, не узнали. Я крепче прижал ее к себе, сдавил так, что самому стало трудно дышать. Или это потому, что так сильно сгустился воздух?

– Что же вы так, как же вы во все это влезли, как же…

– Не надо, – чуть слышно ответила она, – ничего не говори. Просто ничего не говори.

И прижалась еще сильнее. Я гладил ее короткие жесткие волосы, пахнущие дезинфекцией. Надо сказать, объяснить, сделать что-то, для вот этой девочки, для Лидии, для всех них. Бессилие навалилось, придавило, вжало в тяжелые мореные доски крыльца. И никак не оставляет.

Рада отстранилась.

– Мне надо работать. Прости, – и исчезла.

А я все стоял на крыльце, смотрел на захлопнувшуюся дверь, давно не крашеную. Стоял, ждал. Мысли плескались в голове, поворачиваясь с боку на бок, медлительные, неповоротливые. Не зная, чем себя занять – отчего-то твердо хотелось дождаться Раду, прямо здесь, хотя до конца смены еще ой, как далеко, – подошел к будке. Там пролистал газету, прочтя толстенный выпуск по диагонали. Шесть полос одного только «Закона о защите исторической правды, революционных идеалов и народной нравственности». Дальше шли поправки в закон о противодействии подрывным и социально опасным элементам. Далее приказы о снятии и назначении в силовых структурах: столица сменила военное руководство едва ли не в полном составе. Далее…

Тарахтение пикапа, нет, другого, чужого, заставило вздрогнуть так, что едва не разбил стекло. Долго приходил в себя, наконец, набрал номер миссии. Один только вопрос – читали? И успокаивающий тон в ответ, да, знаем, уже приняли необходимые меры, оповестили экспатов, подготовили. На случай экстренных мер, связались со всеми, выправили пропуска в столицу. Хотя особой необходимости нет, ведь между ЦТП и туземным правительством заключено соглашение о невмешательстве и ни разу, за все время, оно не было нарушено.

– Вашей стороной уж точно. А почему невмешательство? – на это руководитель ответить ничего не смог, не его компетенция. Но все соответствующие органы мы ставим в известность о прибытии нового гостя с других планет. При соблюдении предписанных мер поведения, здесь никого не трогают.