Кирилл Берендеев - ЦТП

Вычислитель сообщил, о проходимом в настоящей момент апогее орбиты 2011, на календаре планеты давно стоит зима. Стоит ли говорить, какое нас ждет лето. Я так и подумал: «нас» – словно, мое намерение остаться тут столь надолго, вызрело окончательно.

Впрочем, я не задумывался настолько вперед. Сейчас предо мною стояла иная задача – и в течении последующих недель я с упорством ее выполнял, методично выпаливая все новые и новые участки паркетного ковра, одерживая над ним верх, а затем уже добивая остатки, превращая прежнего владыку в жалкого беженца, вынужденного искать убежища на дальних островах и пустынях – только когда весь ковер Гондваны уничтожен, и все ковры на прилегавших крупных островах последовали за ним, я успокоился и оставил в покое дерево, порешив, что за меня с его владычеством лучше разберутся освобожденные.

И так и происходило. Повсеместно, на вскрытых огнем участках, быстро произрастали задушенные сотнями истекших тысячелетий дерева и кустарники, открывались неведомые озера и реки, ложбины и холмы, сопки и ущелья. Дивный мир открылся мне во всем своем разнообразии, я созерцал его, я путешествовал среди его обнажившихся красот и восхищался ими. И той свободой, что даровал ему и, прежде всего, себе.

А по ночам, когда бои заканчивались, и наступал тихое время мира и спокойствия, я оставался наедине с той, единственной, что светила мне в бархатной темени небесного полога, с которой говорил, и рассказывал все. О происшедшем со мной и мне предстоящем, посвящал ее в свои думы и замыслы. Делился самым сокровенным, и спрашивал мнения по тем вопросам, которые не мог разрешить сам. И она отвечала мне – языком, понятным лишь нам двоим, и говорила о вечном под ее сиянием, а я молчал, вглядываясь в зенит или закрывал глаза, и в абсолютной темени внимал незримому трепету, исходившему от нее.

Так проходили сутки, складываясь в недели, оказываясь месяцами. Мне трудно сказать, сколько ночей со мной была моя звезда, казалось, что всегда, просто прежде я не видел и не слышал ее, и понадобилось вот это путешествие, вот эта катастрофа, чтобы очищенный от светил небосвод планеты обнаружил ее, единственную, и открыл ее трепетный, нежный и чуткий язык. Осторожно коснувшейся моего сердца и уже не отпускающей. Шепчущую о пустяках и о важном, терпеливо выслушавшую меня и отвечающую на вечные вопросы, что испокон веков люди задавали таком вот одиноким, как и они сами, звездам.

И ответы ее приносили покой и благодать в мое сердце. Мы оставались наедине каждую ночь. И каждую ночь проводили вместе, словно истосковавшиеся любовники.

Возможно, так оно и было на самом деле. Возможно… я никогда не смел думать об этом, покуда моя звезда светила мне. А она каждый вечер и каждую ночь была со мной – так зачем вредить своему счастью домыслами, ведь связь так хрупка, а небо так обманчиво близко. Только потерявший свою звезду человек, вспоминая о былом, ищет причины и находит сходства. Мне на 2011 все это ни к чему.

До тех самых пор, пока однажды вычислитель, напитавшись энергией из восстановленных генераторов, не начал сканировать окрестности планеты, на предмет выявления тахионных потоков, дабы подать сигнал, и не обнаружил два следа. Один совсем недавний, ему не исполнилось и четверти года – от моего корабля, выбросившего спасательную шлюпку и канувшего в безвестности, и другой, более старый, но надежный – ведущий прямиком к планете и на ней обрывающейся.

Говоря точнее, к позабытым вратам 2011, некогда закрытым и заброшенным настолько, что и я не заметил их. Впрочем, и не жаждал этого. Стремилась программа вычислителя; найдя координаты врат, она и послала шлюпку на встречу с ними.

Я же… вынужден был подчиниться ей. Даже абсолютная свобода должна иметь какие-то пределы. Наверное, подсознательно я ощущал это, но старался не придавать значение слову завтра, живя сегодняшним днем. Это мне прекрасно удавалось, но теперь времена изменились, они не могли не измениться, я не мог оставаться вечным Робинзоном Крузо, а потому излечившийся вычислитель подал мне сигнал к возвращению.

Когда мы прибыли на место, я не сразу высмотрел врата. Они находились в двухстах километрах от места моей первой посадки, и столь сильно заросли, что увидеть двухэтажное здание на фоне бледно-зеленой растительности, вытянувшейся почти на десятиметровую высоту, представлялось задачей не из легких. Здание не имело крыши, и ветер свободно гулял меж перекрытий, раздувая мясистые ветви поднимавшихся дерев. Мне пришлось изрядно попотеть, прежде чем я добрался до генератора. И обнаружил, что он полностью разряжен. Вычислитель порекомендовал воспользоваться вратами, послав через них сигнал о спасении. Тогда на дорогу ко мне у спасателей уйдет примерно месяц – на звездолете, конечно. Но я отказался, раз уж он заикнулся о возможности зарядки аккумуляторов, так пускай так оно и будет. Пусть за мной прибудут спасатели – но через врата. Даже несмотря на двухмесячные приготовления к работе генератора.

Вычислитель смирился с моим решением; словно машина почувствовала мои мысли и не стала противиться им.

А для меня наступало время прощания с планетой. Эти два месяца – или чуть больше – как раз тот срок, чтобы суметь собраться и уйти, чтобы сами излишне долгие сборы успели наскучить, и расставание с 2011 и с ее безымянной звездой, так долго шептавшей мне ночные истории, прошло менее болезненно.

Вытащив из шлюпки и установив вокруг врат все необходимое оборудование, я принялся прощаться. Нет, сперва я с тревогою ждал, начнут ли заряжаться стылые аккумуляторы; помучив меня около суток, ушедших на тестирование и восстановление, они все же стали принимать в себя первые киловатты энергии, коих со временем окажется достаточно, чтобы восстановить давно потерянный канал связи. А пока канал восстанавливался, я разлучался с планетой. И с той, единственной. С ней, так получилось, я прощался дольше других.

Год на 2011 на треть короче земного, лето вступило в свои права, когда заработал генератор, и врата отворились, выпуская из дальних глубин из бесконечно краткого странствия двух техников в робах ЦТП. Оба долго вертели головами, жмурились, привыкая к яркому свету. И разглядывали бескрайнюю пустошь, протянувшуюся от горизонта до горизонта. Ветер, теперь совсем слабый, лениво гонял песчаные вихри, обдавая жаром, опаляя и стерилизуя безжизненные пространства суши.

– Мне казалось, тут должно быть нечто иное, – наконец, произнес один, тот, что постарше. Я кивнул медленно, уже готовый к ответу, коротко рассказал обо всех днях пребывания на 2011. О воскрешении и о смерти под палящим солнцем и бесконечными песчаными бурями пришедшими с центра Гондваны. Он долго молчал, а затем положил руку на плечо, дружески похлопал, пытаясь успокоить.