Николай Москвин - Узелок на память [Фельетоны]

Голос показался нам знакомым. Оглядываемся, так и есть: Спирька-модернист, прощелыга с Дерибасовской. Это его освистали в хуторе Рушниковском, а в одесском порту поймали за руку, когда он торговал шмутками с заморскими джентльменами. (Читайте «Надпись на гарбузе».)

Подходим к редакции. У подъезда — шумная толпа. Смотрим и глазам не верим. Наши крестники: Пафнутий Иванович, два деда Евсея, звеньевая Степанида, директриса Елена-свет Ивановна, старый литейщик Стратилат Иванович, изобретатель Александр Иванович… И многие другие Ивановичи.

— За что? — встал перед нами в позу обиженного колхозный бухгалтер Пафнутий Иванович. — За какие грехи меня-то окрестили?! Не крал, не брал, никого отродясь не обижал и, на тебе, в ваши святцы попал!

— Дорогой ты наш Пафнутий Иванович, мы-то отлично знаем, что у тебя золотые руки и ретивое сердце, что за все ты берешься с огоньком… Но с карпами, прямо скажем, ты обмишурился. Водяной попутал! И мы написали о тебе без злого умысла, в назидание другим, дабы их упредить от подобных ошибок.

— Вот так и я понимал! — обрадовался дед Евсей-пасечник и полез к нам дружески лобызаться. — Фельетонисты — народ дошлый. Они видят, кого нужно причастить ложкой дегтя, а кого посадить перед бочкой медовухи.

— Что это ты, дедушка, сегодня развеселый такой?!

— Да как же, сынки, нонче ведь праздник Зосимы — покровителя пчел!

…Мы пригласили всех наших добрых, положительных крестников в конференц-зал на чашку чая. Разговорам не было конца. Всяк рассказывал о своем, прочувствованном и пережитом. Пафнутий Иванович похвалялся, что его пруды кишмя кишат карпами, дед Евсей козырнул необыкновенным медовым взятко́м (не путать со взя́ткой). А красавица Наталка со своими подружками разыграла для наших гостей расчудеснейший водевиль «Гоп, кума, не журись», сочиненный Федором Макивчуком и приперченный куплетами Степана Олейника.

Зал содрогался от здорового смеха.

Да, подумали мы, смех — оружие острое. Сатира свое дело делает…

И решили в этой книге перекрестить кое-кого из наших героев: дать им другие имена, не те, что помечены в метрических справках, и не те, под которыми фигурировали они в газете. Тут уместна народная поговорка: «Кто старое помянет, тому глаз вон».

Конечно, приятнее писать о людях хороших, которых у нас легионы. Благодарнее воспевать героев труда, творцов науки, разведчиков земных глубин, покорителей космоса.

Но надо же кому-то стоять на нашей великой стройке с метлою в руках. Чтоб сор выметать!

Вот об этом мы и хотели предупредить вас, дорогие земляки, приступая к индивидуальному жизнеописанию наших крестников.

Будьте здоровы!

Здоровеньки булы!

Николай ВОРОБЬЕВ,

Василий ЖУРАВСКИЙ.

Едва первые лучи солнца позолотили башни Казанского кремля, как очередь стряхнула с себя сон, ожила, пришла в движение. Парни и девушки в спортивных костюмах построились на мостовой и по команде «раз-два», «раз-два» начали разминку. Люди среднего возраста степенно топтались на месте и сверяли друг у друга свои часы. А один старик, распахнув полосатый халат и воздев руки к небу, совершал утренний намаз.

Закончив означенные процедуры, всяк стал на свое место, и очередь приняла классическую зигзагообразную форму. Только дед в халате толкался как неприкаянный.

— Запамятовал свой номер! Взгляни, молодой человек, какая там у меня цифра на горбу.

— Хитер, дедушка! — засмеялись в очереди. — С трехзначным числом, а лезет в головную колонну. Тебе стоять квартала за три-четыре отсюда. Торопись, пока не вычеркнули из списка!

— Ай-вай! — сплюнул старик и засеменил в переулок. — На спине у него был выведен мелом порядковый номер 597.

Такие «хвосты» образуются только по выходным дням в парках культуры и отдыха у волшебного колеса. Но колесо быстро прокручивает свою очередь. А тут улита едет, когда-то будет…

— За чем это такая очередь? — интересуется прохожий с чемоданчиком, видимо, командированный.

— За справками, будь они прокляты! — гневно отрезал очередник с учебником химии в руках.

Командированный недоверчиво покосился на него…

Когда дневное светило, перемахнув древние башни, подбиралось к зениту, порог Казанской бактериологической лаборатории переступил очередник под номером девяносто четвертый.

— Ежели и дальше будем плестись такими темпами, — проговорил человек в тюбетейке, — то тому деду еще не одну зарю придется встречать на тротуаре.

…Что стряслось в славном городе Казани? Какая эпидемия пригнала толпы людей к стенам бактериологической лаборатории? Какой вирус поразил их — и парня с учебником химии, и старика в полосатом халате, и ту спортивную молодежь, которая встречала утренний рассвет физзарядкой?

Да, в Казани объявилась страшная болезнь. Вспыхнула эпидемия… Свирепствует вирус. Вирус бюрократизма.

Всякая болезнь протекает по-своему. У каждой своя характеристика. Но все известные медицине болезни схожи в одном: они дают осложнения на тот организм, который был поражен. Иначе обстоит дело с бюрократической болезнью. Носитель ее чувствует себя превосходно, у него даже повышается тонус. А осложнения обрушиваются на окружающих, падают с больной головы на здоровую. Приглядитесь хорошенько к очереди, что осаждает бактериологическую лабораторию. Она вся состоит из пострадавших от осложнений.

Бюрократизм — болезнь профессиональная. Ею заболевают должностные лица чиновничьего склада, склонные к канцеляризму. Вирус начисто выедает у них сердце и душу. И остается от человека нечто вроде чучела. С пустотой внутри.

Сидит этакое чучело в кресле начальника отдела кадров ремонтного завода и глядит пустыми глазами в потолок. Раздается стук в дверь. Входит молодой человек солдатской выправки, в защитной гимнастерке. Прищелкнув каблуками, докладывает:

— Демобилизованный Хусаинов. Имею специальность техника-электрика. Желаю работать на вашем предприятии.

— Похвально, гражданин Хусаинов. Техники нам нужны. Кадры, как известно, решают все. Тьфу ты, оговорился!.. Отдел кадров решает… Ну, однако… Вот вам бланк заявленьица. По заполнении его снова явитесь ко мне.

Следующее свидание у Хусаинова состоялось на другой день. Парень прилетел на крыльях. Ему не терпелось попасть в цех. Кадровик, словно бы угадав его мысли, пробурчал:

— Сейчас тебя проведут к начальнику цеха. Захвати вот эту препроводиловку.

Встреча с начальником цеха была в высшей степени оригинальной. Начальник форменным образом снял с Хусаинова допрос. Записал честь по чести вопросы и ответы на листе бумаги и, поставив внизу замысловатый вензель, сказал:

— Дуй с этим листом обратно в отдел кадров!