Array Антология - Русская эпиграмма второй половины XVII - начала XX в.

Художник в парусиновых штанах,
Однажды сев случайно на палитру,
Вскочил и заметался впопыхах:
«Где скипидар?! Давай скорее вытру!»
Но, рассмотревши радужный каскад,
Он в трансе творческой интуитивной дрожи
Из парусины вырезал квадрат
И отослал в «Салон Ослиной кожи».

По мненью критиков суровых,
Парнас пустует много лет.
Бесспорно, — Пушкиных нет новых,
Но … и Белинских тоже нет.

Когда б иную «знаменитость»
Цирюльник наголо остриг, —
Пожалуй, вся ее маститость
Упала б на пол с гривой вмиг!

О, как терплю я от жестокой моды
На переводы!..

Жена
Переводит «Нана»,

Вера —
Бодлера,

Лена —
Верлена,

Маленькая Зинка —
Метерлинка,

А старая мамаша —
Шолома Аша.

Пять долгих лет увеселял
Он думские собранья.
Пять долгих лет он издавал
Одни лишь восклицанья.
Но вот в последний думский год
Созрел в нем новый гений:
Уж он не звуки издает,
А том стихотворений.
О Гете, Байрон, и Шекспир,
И Пушкин, и Мицкевич!
К вам собирается на пир
Владимир Пуришкевич.
Как вам понравится собрат?
Ведь он — не кто попало!
Он бравый правый депутат
И в чине генерала.
Пять лет скрывался он, но вдруг
Явил нам гений новый!
О, Академия наук!
Готовь венец лавровый!

Читатель долго и напрасно
Понять пытается одно:
Навозну кучу видит ясно,
Но где жемчужное зерно?

Субсидий грозные витии,
Борцы оплаченных идей,
Внушить хотите вы России,
Что вы Катковы наших дней;
Вы правы, в этом нет сомненья,
Но согласиться вы должны:
Он был Катковым от рожденья,
А вы — Катковы от казны.

Гадает матушка Москва:
Какая будет голова?
Но — по словам людской молвы —
И ждать не нужно головы.
Порядки наши так убоги,
Что все твердят: «Давай бог ноги!»

На Надеждина Козьмин
Все надежды возложил,
Но Надеждин Козьмина
Безнадежно подкузьмил.

Они «на задних» ходят в мире,
Но я сочувствую скотам…
Итак, друзья, не лучше ль вам,
Как прежде, встать на все четыре?!

Наш век — таинственный и пестрый маскарад,—
Такого не найти ни в песне нам, ни в сказке! —
Где ум давно надел дурачества наряд,
А глупость с важностью гуляет в умной маске!

Когда ты истинный поэт,
Твори без фанаберий,
Не издавай свой юный бред
И не пиши мистерий.

Спешите петь молебны в Лавре,
Зане пылает бунт, как горн…
Мечтали опочить на Лавре,
А Лавр-то вышел — колкий терн…

Так повелось, такая мода,
Что в этот предвесенний день
Все говорят кому не лень
О воле русского народа.

И говорят нам, и поют.
Но… почему ж все эти годы,
Чем больше «воли» нам дают,
Тем больше жаждем мы свободы?!

Не спрашивай меня, вчера затменье было
Иль не было, а так, в глазах темнило?
Я дам тебе совет:
Маклация спроси! Когда он скажет «нет»,
Так, значит, «было».

Ни тьма, ни свет,
Ни да, ни нет,
Ни рыба, ни жаркое,
Ни дать, ни взять, —
Ой, срам сказать,
Читатель, что такое!
Нам даст ответ
Тот «комитет»,
Что кстати и некстати,
И в день и в ночь —
Всегда не прочь
Ударить по печати.

Российский бюрократ, прочтя о Томе Мане,
Сердито брякнул: «Вот те на!
Да сотню б шкур спустить на этом шарлатане!..
Уж эти англичане!..
Ей-ей, у них мозги в тумане!..
Тьфу, беззаконная страна!»
…………………………………………………

Приятель мой ворчит: «Ох, до каких же пор?!
Скажи: над „Правдою“ опять повис топор?
Был обыск? Выемки лихие?»
— «Вранье!.. Да кто тебе сказал!»
Приятель мне «Россию» показал.
«Ро-с-си-я»!!
Ну, жди теперь добра!
Ведь тут не просто врет неопытная сводня,—
Чернила капали с «казенного» пера:
Про обыск писано вчера,
Так надо ждать его сегодня!

Бедняжка «Земщина» в горячечном припадке!
Трясет ее как в лихорадке,
И невесть что плетет, сердечная, в жару:
«Городовой!.. Спаси!.. Помру!..
Прибегни, брат, скорей к какому-либо средству,
Чтоб не было, когда я вру,
Со мною „Правды“ по соседству!»

Про «демагогию» слова,
И — к удивлению — не робко!
Я думал: пишет голова,
Ан оказалося — Коробка!

Кусковой рек Коробка:
«Да! Выборы — сраженье.
Какое ж в нем, миледи,
Занять нам положенье?»

— «Милорд, — так без смущенья
Воскликнула Кускова,—
Нет лучше положенья
Коленно-локтевого!»

То слыша, «Речь» приходит
В восторг и умиленье:
«Идите ж к нам!.. Наш лозунг —
Коленопреклонение!»