Борис Егоров - Сюрприз в рыжем портфеле (сборник)

Может, я неправильно называю явление, о котором пишу? Может, слишком резко его квалифицирую?

В толковом словаре сказано: свинство — дурной поступок, грубое, дурное обращение. Я бы добавил; которое происходит от эгоизма, чёрствости, неуважения к чужому труду, от неблагодарности.

Конечно, с чёрной неблагодарностью, к счастью, встречаешься не часто. Явление нетипичное. Между прочим, учёные предполагают, что доисторический бородатый Блондин, извлечённый Брюнетом из ямы, а затем отказавший ему в помощи, — тоже был нетипичным. Даже для того далёкого времени. Человек по своей природе добр.

1968

Обычно считают, что привалы бывают только у охотников и у солдат.

Это неправильно. Привалы бывают и у филологов — у тех, что участвуют в экспедиции по сбору произведений устного народного творчества.

Где только не побывают неутомимые подвижники-энтузиасты, в какие не заглянут дальние углы, чтобы услышать доселе неизвестную им сказку, песню, мудрую пословицу!

Вот так ходят-бродят, а потом, естественно, привал.

… Два фельетониста, назовём их Первый и Второй, расположились на отдых. Конечно, на окраине села. В литературе не принято, чтобы путники останавливались в центре, и я не хочу нарушать эту святую традицию.

Далее всё тоже традиционно. Они лежали, конечно, на сеновале. Безусловно., уже вечерело, и скот уже прогнали. И разумеется же, по всему селу плыл неповторимый аромат парного молока.

Можно было бы для описания обстановки привести ещё ряд деталей. Но дело не в них. Дело в том, что два филолога беседовали, делясь своей литературной добычей.

— Ах, какие любопытные перлы встречаешь в устном творчестве! — восхищённо сказал Первый.

— Это верно, — поддержал Второй. — Сколько лет посвятил фольклору и не перестаю изумляться!

— Да, да! Вот, например, сегодня я услышал сказку!

— Сказку? Ну, ну!

И Первый стал рассказывать.

В некотором царстве, в тридевятом государстве жил да был царь Террикон.

И слава о нём шла далеко-далеко.

Другие цари славились воинственностью, жестокостью. А Террикон славился тем, что был очень чувствительным и очень часто расстраивался.

Он хотел, чтобы всё было в его царстве-государстве хорошо, и если вдруг узнавал, что что-то плохо, то впадал в грусть, и ему давали успокаивающие королевские капли.

И придворные делали всё, чтобы его не расстраивать.

— Сколько бочек мёда, сколько пудов пеньки, сколько баранов в моём царстве-государстве? — спрашивает царь первого министра.

— Десять тысяч бочек мёда, сто тысяч пудов пеньки, миллион баранов, — отвечает министр, не задумываясь.

А у царя на глазах, слёзы.

— Плачете, ваше величество?

— Плачу.

— Мало, что ли?

— Мало.

— Ну, тогда, значит, я ошибся. Значит, больше.

— Вот то-то же. Пошли во все концы моего царства-государства арифметиков, чтобы сосчитали, чего я сколько.

Поскакали гонцы во все концы, возвратились и принесли первому министру большую-пребольшую бумагу с докладом.

Смотрит он на бумагу, и глаза его гневом разгораются.

«Мёду негусто, в смысле пеньки пусто, баранов встречали, но немного».

— Что вы тут мне понаписали? — кричит министр.

— Что видели, — отвечают арифметики, — что знаем. Мы же во всех концах бывали.

А министр ещё пуще злится…

— Получается, что вы во всех концах были и всё знаете, а мы посерёдке сидим и ничего не знаем? Поймите, нельзя так писать: расстроится. И без того бессонницей страдает. Забирай назад свою докладуху и переделывайте.

— А как переделывать? — спрашивают арифметики.

— Эх вы, те???! — вздыхает министр. — Образованные люди, а учить вас надо. Первая часть положительная — это пять шестых доклада, вторая часть отрицательная — одна шестая.

— Это так обязательно? — удивились арифметики. — А может быть, хотя бы две шестых?

— Ни-и-и-когда. Расстроится.

— Поняли, — сказали арифметики. — Дальше…

— Дальше слог. Само слово. Слово должно быть ласковое. Вот вы тут пишете: «… к тому же кое-где мёд воруют». Грубо. Прочтёт — расстроится. Нет воровства! Имеют лишь место отдельные случаи, когда некоторые граждане, являясь невольной жертвой предрассудков далёкого прошлого, путают своё личное имущество с имуществом казённым. Вот как! Или ещё: «взятки». Мягче надо! Знать надо, для кого вы всё это пишете. Нет взяток. Но, конечно, случаются порой факты, когда рассеянные столоначальники берут у благодарных им люден небольшие суммы денег, по неосторожности не оговаривая сроки возвращения упомянутых сумм кредитору.

— Понятно, — кивнули своими учёными колпаками арифметики. — Но мы же арифметики. Насчёт невольных жертв и рассеянных столоначальников это у нас краем— боком. А как же с цифрами?

— Цифры я беру на себя, — ответил первый министр. — Вы, скажу я вам прямо, по-мужицки, не очень сильны в статистике, то есть в цифросчете. Статистика — такого слова нет, оно появится потом.

И ушли арифметики. И пришли потом с новым докладом. С мягким таким. Ласковым.

— Так сколько бочек мёду в моём царстве-государстве? — спрашивает Террикон своего первого министра. — Сколько пудов пеньки? Сколько баранов?

— Сто тысяч бочек мёду, миллион пудов пеньки, десять миллионов баранов, — отвечает первый министр. — По уточнённым данным…

А у царя на глазах слёзы, и министр поправляется:

— По уточнённым данным, но не окончательным…

А царь говорит:

— Не потому плачу, что плохо, а умилен тем, что хорошо. Значит, дочь мою Олену замуж выдавать можно.

И решил я: тому, кто её руки будет достоин, полцарства отдать. Половину того, что ты назвал.

Первый министр тихонько за с??? хватается: где оно, всё это названное? Но деваться некуда.

— Хорошо, — говорит, — по вашему повелению отдадим. Но одного этого мало…

Хитрый он был, первый министр.

— Мало? — переспросил царь. — А что же ещё надобно?

— Славу вашу увековечить надо. Чтобы прошли века…

— А как это у-ве-ковечить? — заинтересовался царь.

— А в заморских дворцах принято, чтобы во всех залах картины висели. И чтобы рассказывали они современникам и далёким потомкам, как всё при великом Терриконе было благоуханно. А с картинами мы пока поотстали.

Как заплачет царь Террикон, как запричитает:

— Поотстали? То вдруг всё хорошо было, а то поотстали?

— Не плачьте, ваше величество, — утешил царя первый министр. — Есть выход. Дать в приданое вашей лучезарной дочери вместе с полцарством: целую картинную галерею… то есть не галерею: это слово появится потом… подарить целое картиносмотрилище. А для того послать художников во все концы, дать им кистей поболе и холста неограниченно — и пусть работают! А со свадьбой повременить.