Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

— У меня флюс, — говорит он, с трудом выговорив букву «ф».

Замечаю, что с правой стороны он явно толще. Опухоль, что называется, налицо.

— Кроме вас и флюса, — говорю, — больше тут никого нет?

Он отрицательно качает головой.

— Все ушли в шесть. Агентство откроется завтра в девять утра.

— Знаете некую Пастиллу?

Он пытается улыбнуться, но улыбка оборачивается гримасой боли.

— Знаю, — отвечает.

— Видели ее? Где она?

— Нет, — говорит. — Я пришел всего пять минут назад.

Собираюсь уйти, но вижу, что он с адским усилием мне подмигивает.

— Почему бы вам не попытать счастья в «Завитушке»? — говорит. — Если там ее нет, то наверняка есть ее подруга. Знаете Пушинку?

— Нет, — отвечаю.

Он показывает ручкой метлы на правую стену.

Смотрю и вижу на стене цветной плакат — машину с открытым багажником. А в багажнике сидит блондинка.

— Красивая машина, — говорю.

На этот раз ему удалось улыбнуться, и он закивал головой.

— Получше Пастиллы, не правда ли? — говорит. — Загляните в «Завитушку», думаю, она там.

Мне захотелось вместо чаевых одним ударом избавить его от флюса. Но потом я передумал и дал ему сто лир.

Я слыхал о «Завитушке», но никогда в ней не был.

Насколько мне известно, это ресторан, который посещают спортсмены — футболисты, баскетболисты, регбисты — и игроки в покер. Под рестораном находится подземный бар «Виски рекой», и открыт он до пяти утра.

Куда мне теперь ткнуться — просто не знаю, так что стоит, пожалуй, в него заглянуть. Заодно и подкреплюсь чем-нибудь существенным, а то уже девять вечера.

Свой «блимбуст» я оставил на стоянке у ресторана в девять тридцать, а дверь «Завитушки» открыл ровно в девять тридцать одну.

Первое помещение приспособлено под бар. Справа стойка, слева — столики.

За столиками и на табуретках у стойки сидят восемь девушек.

Едва я вошел, все восемь обернулись и, увидев меня, присвистнули.

Тут, друзья, ошибки быть не может — так же вот свистим мы, когда видим шикарную блондинку. Можете считать меня кретином, но я опустил глаза, проходя по залу, а уши мои стали огненно-красными.

Я умею укротить любую красотку, которая мне встречается, но если их сразу восемь, я себя чувствую селедкой в окружении стаи акул.

Так что я ускорил шаг и оказался вне сферы досягаемости их глаз-пистолетов. Затем вошел в зал ресторана и почувствовал, что уши похолодели.

В зале полным-полно жующих и спорящих людей.

Тип в черном фраке одарил меня широкой улыбкой, устремленной прямо в мой пупок, а знаком показал в глубину зала.

— Синьор один? — спрашивает он.

Отвечаю, что да, один, и он подводит меня к столику, откуда еще не убраны грязные тарелки, а вся скатерть засыпана крошками.

Сажусь, а он начинает лихорадочно убирать со стола.

— Вечер немного тревожный, — говорит он. — И немудрено, после того что сегодня случилось! Вы, конечно, слыхали?

— Слыхал, — отвечаю.

— Игроки «Апатиа», едва об этом узнали, покинули свое убежище и примчались в город. Настроение у них довольно кислое.

Смотрю, куда он показывает глазами. Слева через два столика от меня за большим столом сидит куча народу.

По лицам сразу видно, что это игроки «Апатиа». Что у них за лица — не стану подробно рассказывать. Съешьте жабу вкрутую, к тому же подгнившую, и поглядите на себя в зеркало. Вот такие у них были лица.

— Бедняги! — вздыхает тип в черном. — Сейчас пришлю вам официанта.

Снимает грязную скатерть и уходит.

Я узнаю тренера «Апатиа». С виду он самый старший и сейчас о чем-то вполголоса беседует с игроком, который то и дело отправляет в рот кусок и согласно кивает.

Заказываю ножку верблюда а-ля зуав и полбутылки «бурбона». Ем, а сам не выпускаю из поля зрения стол с игроками.

У одного из них волосы подстрижены под гребенку, он разглядывает ломтики жареного картофеля в тарелке и каждый орошает слезой.

Сидящий с ним рядом одет в пиджак в розовую и желтую клетку. Смотрит на своего печального приятеля, потом толкает его локтем, и вилка бедняги вонзается в яблоко на самом верху корзины, стоящей посреди стола.

— Хватит слезу пускать! — говорит он. — В конце концов, он тебе матерью не доводился!

Тренер перегнулся через стол.

— Что там такое? — спрашивает.

— Джимми Короста все еще хнычет, — отвечает Пиджак в клетку.

— Успокойтесь, ребята, — говорит Лука Громини, — что произошло, то произошло. Официант, принесите бутылку коньяка, все равно завтра матч не состоится. Дай ему выпить, Петарда.

Все заволновались, загорланили.

— Я хочу играть, — говорит один.

— С кем? — отвечает второй. — Если «Буйни» выйдет завтра на поле, их всех упекут в тюрягу.

— Да их надо на электрический стул посадить! — восклицает третий.

Официант приносит коньяк, и Джимми Короста первым осушает добрый стакан.

И сразу же начинает рыдать.

— Брось, ведь тебе-то повезло, — говорит сидящий рядом игрок. — Собственно, ты должен радоваться. Займешь его место.

— Дудки, — отвечает Джимми Короста. — Я буду играть на краю. Место Оралы займет Петарда.

— Завтра центром нападения будешь играть ты, — говорит Лука Громини.

— Тем более что «Буйни-клуб» заранее опустил лапки, — добавляет игрок, которого мне не видно.

Кто-то засмеялся, а Джимми Короста покраснел как рак.

Он опрокинул еще стаканчик коньяку, и тут все посмотрели на дверь.

Входит человек с пачкой газет под мышкой.

— Завтра «Буйни» выйдет на поле! — кричит он, размахивая газетой. — Экстренный выпуск «Пенальти»!

В какие-нибудь десять секунд число клиентов удвоилось или даже утроилось. Все замахали руками, закричали, заспорили.

Продавец не успевает раздавать газеты и получать деньги.

Вокруг него толпятся люди и буквально вырывают газеты из рук.

Лука Громини тоже подбегает, хватает стопку газет и бросает ее на стол. Одну газету он оставил себе.

В общем гаме я еле слышу, что говорят за столом футболистов.

— Ну и наглецы!

— Убийцы!

— Они утверждают, что невиновны.

— Посмотрим, однако, что думает полиция.

— Пусть только осмелятся выйти на поле, — говорит Пиджак в клетку, — увидят, что думает полиция.

— Доктор, — обращается к тренеру Джимми Короста. — Если вы меня поставите на место Петарды, я, черт побери, забью им столько голов, что ворот не хватит! — И — хлоп! — осушает еще стакан вина.

— Ну уж это ты брось! — восклицают сразу несколько игроков.

Джимми Короста снова покраснел как помидор, а Лука Громини вскочил и схватил бутылку коньяку.

— Хватит глушить коньяк! — кричит он. — Официант, унесите бутылку. Раз игра состоится, все должны быть в лучшей форме. Успокойтесь, ребятки, и держитесь молодцами.

Человек двадцать сгрудились у столика футболистов.