Лев Вершинин - Два веса, две мерки [Due pesi due misure]

Перевод Э. Двин.

Если у вас четверо детей и вы заботливые родители, то нечего жаловаться, когда в конце месяца счета от торговца фруктами и от аптекаря оказываются почти одинаковыми.

У нас дома, например, поглощается больше пенициллина, чем апельсинов. Мои дети умеют распознавать по первому же глотку любую микстуру от кашля. Мне кажется, они даже способны угадать год ее изготовления. Достаточно им понюхать таблетку, и они тут же сообщат вам, сколько и каких витаминов в ней содержится. Они переносят по две инъекции сразу: в одну половинку — химический препарат, в другую — витамин В. С пипеткой они манипулируют так, что ухитряются буквально на лету подхватывать по шесть капель каждой ноздрей. Да и лечение всякими аэрозолями для них самое обычное дело. Им сделано столько прививок против всяких болезней, требующих вакцинирования, что я не удивлюсь, если в один прекрасный день из чьего-нибудь носа вылезет несчастный, случайно уцелевший вирус и возопит: «Ради всех антител, скажите, в какую враждебную среду я попал?» А все потому, что у моих детей замечательный врач — профессор Эдгардо. Мы с профессором Эдгардо большие друзья, хотя в лицо его, можно сказать, почти не видели. Как и все нынешние доктора, он не любит обременять вас своими визитами. Физическому присутствию он предпочитает тщательное обследование по телефону.

Технический прогресс шагнул в наше время так далеко, что нам с каждым днем становится все труднее передвигаться по городу на большие расстояния. Врач, живущий на южной окраине Рима, скорее согласится съездить к больному в Неаполь — на это у него уйдет не больше двух часов, — чем тратить четыре часа на то, чтобы добраться к вам на противоположный конец города. Такого же мнения придерживается и профессор Эдгардо.

— Как было бы хорошо, если бы вы жили где-нибудь, скажем, в Гаэте, — говорит он, когда мы звоним ему по телефону и просим посмотреть нашего Лоренцино.

— Послушайте, профессор, — настаивает жена, — если вы выедете из дому в десять, то к нам попадете как раз к обеду… Если хотите, я могу устроить вам еще несколько визитов в нашем квартале…

Однако профессор Эдгардо непреклонен. Но раз уж мы непременно хотим, чтобы он осмотрел Лоренцо, ладно, так и быть, он сделает это… по телефону. Вот когда видеотелефон станет реальностью, он сможет заглянуть в горло Лоренцо сам, без нашего посредничества.

— Итак, что там у вашего мальчика? — спрашивает он первым делом.

— Очень странная вещь, профессор, — отвечает жена и начинает весьма подробно излагать свою точку зрения на поведение Лоренцо за последние двадцать четыре часа. Обычно ее впечатления имеют очень мало общего с истинным положением вещей.

— Постойте-ка, а температура у него какая? — прерывает ее профессор примерно через полчаса, когда ему наконец удается вставить слово в монолог матери.

— Температуру я не измеряла, но, по-моему, от него так и пышет жаром…

— Кашель, насморк есть?

— У него явно заложено горло, профессор, он говорит как-то в нос…

Лично я не осмелился бы утверждать, что наш Лоренцо «говорит в нос», поскольку он только-только научился не без труда выговаривать два слова: «папа» и «кака».

— Ну, сейчас посмотрим его горло, — изрекает профессор.

— Скорее, давай сюда Лоренцо, — сердито приказывает жена, которая только что разговаривала с Эдгардо таким елейным голоском, — профессор будет смотреть горло.

Я беру Лоренцо и стараюсь поудобнее устроить ребенка у себя на коленях, а жена в это время запихивает ему ложку в рот, приговаривая:

— А-а-а-а-а-а, скажи: а-а-а-а-а. Ну, Лоренцо, давай, скажи своей любимой мамочке: а-а-а-а-а.

Я ловлю себя на том, что тоже тяну «а-а-а-а-а», желая как-то помочь малышу. По-моему, из трубки доносится и профессорское «а-а-а-а-а».

— Вот, вижу, — говорит жена.

— Налеты есть? — спрашивает профессор.

— По-моему, горло красное.

— Маленькие беленькие точки есть?

— Нет. Вижу вроде бы какие-то полоски. Ой, подождите, он закрыл рот. Скажи а-а-а-а-а, Лоренцо. Ну, будь умницей, скажи а-а-а-а-а своей мамочке.

На этот раз у нее хватает такта обойтись без эпитетов.

— А-а-а-а-а, — тяну я.

— А-а-а-а-а, — тянет профессор по телефону.

Хотите верьте, хотите нет, но диагноз он ставит почти безошибочно: распознает любое заболевание. Иногда он позволяет себе некоторые вариации и при одном и том же заболевании назначает разные лекарства. Для Валентины — антибиотик определенного типа, а для Франко — целый коктейль из совершенно иных антибиотиков. Что касается прочих лекарственных препаратов, тут он тоже не скупится. Такой врач — чистая находка для моей жены.

— Что за прелесть наш профессор Эдгардо, — говорит она. — Только позвони, и он пропишет как минимум десять лекарств. Не то что этот осел, доктор Паолини, от которого ничего невозможно было добиться!

Раз в три-четыре года раздается звонок, и мы слышим возбужденный голос профессора Эдгардо:

— Сегодня я оперирую больного на вилле «Бетаниа» — это в двух шагах от вас. Что вы скажете, если я посмотрю заодно кого-нибудь из ваших детей?

— По правде говоря, все они чувствуют себя превосходно, — отвечаю я не без смущения.

Но не упускать же такой редкой возможности. Профессора Эдгардо мы принимаем с подобающими почестями. Он, конечно, Роберту принимает за Валентину, Валентину — за мою сестру, Франко — за меня, меня — за моего дядю, а жену — за бабушку… Прошло столько лет после его последнего визита, не удивительно, что он нас подзабыл.

Чтобы установить, кого именно показать профессору, мы заставляем детей тянуть жребий. В последний раз, например, его вытянул Лоренцо.

Когда профессор прикладывал стетоскоп к груди ребенка, мы заметили, что он как-то замялся, я бы сказал, что ему стало не по себе — чего-то явно недоставало. И вдруг я перехватил его взгляд, с откровенной тоской устремленный на телефон.

— Профессор, — сказал я решительно, — давайте без церемоний… если хотите, можете зайти к нашей соседке и позвонить оттуда по телефону…

Упрашивать его не пришлось. Профессор тщательно выслушал Лоренцо, как и обычно, с помощью телефонной трубки, и вынес заключение:

— Ребенок абсолютно здоров. Сейчас я вернусь к вам и пропишу ему одно очень хорошее лекарство…

В тот раз он осчастливил нас по меньшей мере четырьмя прекрасными рецептами, выписанными собственноручно и снабженными обстоятельными пояснениями. Поскольку почерк у профессора на редкость неразборчивый, придется, видно, вставить эти рецепты в рамку и повесить на стену рядом с картинами моего любимого Страдоне.

Перевод Э. Двин.