Людмила Уланова - Хорошо быть дураком, умным и красивым

Бежит кругами гражданин румяный,
И надпись проступает на лице,
Что кашей он питается овсяной
И любит витамины АВС.

Он завтракает под холодным душем
И в проруби съедает свой обед,
А к пиву абсолютно равнодушен,
Как к Дездемоне сумрачный Макбет.

А вот другой – с брюшком, но желтый, хилый – В двадцатый раз идет на перекур,
И видно в нем любителя текилы
И жирных бедер иностранных кур.

А я, как буриданова ослица,
Смотрю в окно и думаю: кто прав?
И в чьи ряды мне подобает влиться,
Навеки образ жизненный избрав?

Но все же мне понять обоих сложно,
Умеренность – мой самый ценный клад…
Пойду-ка, съем десятка три пирожных,
Чтоб натощак не лопать шоколад!

Нет уж! Мы с тобою бродим
По лесу не просто так!
Мы науке о природе
Посвящаем каждый шаг,
Каждый кустик называя,
Каждый гриб и каждый лист.
Ты учись, пока жива я,
Я большой специалист!
Знаешь, что такое профи?
Так что спрашивай давай!
…Это?.. Это… Иван-кофе.
То есть нет… Василий-чай!

Одна старушка в вязаном берете
Задумчиво гуляла по планете.
Планета ей казалась несуразной,
Заставленной, заваленной и грязной,
С унылыми облезлыми домами,
Со злыми бесполезными умами.

Старушка веник старенький взяла
И все с планеты тщательно смела.

Метеоритный дождь был очень грязным,
Но разноцветным и разнообразным.
Он выпал на соседние планеты,
В нем были камни, люди, пистолеты,
Вороны, плюшки и ботинки были,
Таблетки, елки и автомобили.

Заводы, банки, университеты
Упали на соседние планеты.

Все тут же приросло и загудело,
Заколосилось и взялось за дело.
Космическую пыль стряхнув проворно,
Пошли в кино любители попкорна.
Работники отправились в конторы,
Образовались пробки и заторы.

И лишь старушка в вязаном берете
Одна осталась на своей планете
И наслаждалась чистым кислородом,
И любовалась розовым восходом.
Ни грохота вокруг, ни хулиганства,
Одно незамутненное пространство.

Она еще раз глубоко вдохнула
И вниз, за всеми следом, сиганула.

Приятно валяться на мягкой кровати
И думать о Гегеле и о Сократе.

Приятно сидеть на прохладном балконе
И думать о Ницше, Эйнштейне, Платоне.

Приятно в саду на расстеленном пледе
Подумать о Канте, Дидро, Архимеде.

Приятно и в кресле, в расслабленной позе,
Подумать о Фихте, Руссо и Спинозе.

Их много, а дума все время одна:
Что все они, бедные, от Авиценны и
До Шпенглера дни промотали бесценные
И время свое исчерпали до дна,

Но все – от Коперника и до Бернулли —
Не сделали главного: не отдохнули.

Белеет парус одинокий,
Алеет одинокий нос.
Поет печально караоке
Последний выживший матрос.

Играют волны, ветер свищет,
И в клочья превратилась сеть.
На судне не осталось пищи.
А что осталось? Только петь.

Под ним струя светлей лазури,
Еще бы голод побороть…
И стекленеет на шампуре
Медузы призрачная плоть.

Она щебечет: «Генуя, Париж,
Мартини, Паганини, Пазолини»,
А дома свечи доедает мышь,
И моль живет на чистом нафталине.

Лежат пластинки грудою в углу.
Двенадцать опер. Можно слушать сутки,
Да только нечем заменить иглу.
Блошиный рынок? Право, что за шутки…

Дипломов два. Четыре языка.
Четыре брака (ноль детей в остатке).
Три шляпки. Пончо. Писем два мешка.
Пастели на стене. Стихи в тетрадке.

Давать уроки? Как же, пару раз
Пыталась… Как грубы бывают дети!
Бралась писать в газету на заказ.
Увы. Пещерный уровень в газете.

В библиотеку? Плакать от тоски
Над тем, что повелось читать в народе?
Портреты рисовать? Вязать платки?
Ах, утонченный вкус давно не в моде.

Пока на презентации зовут,
Не нарушая принятых традиций.
Сегодня там фуршет, а завтра тут…
Пусть сухомятка. Ничего, сгодится.

Все спят, и шум дневной затих,
Лишь я сижу – терзаю стих.
Хоть дома свет давно погас,
Надежда все не гаснет:
А вдруг в окно влетит Пегас,
Копытом в лоб пегаснет,
И испытавши легкий шок,
Я тут же допишу стишок.

Степаныч обедал. Он ел профитроли,
Макал артишок в апельсиновый сок.
Он знал, что охота страшнее неволи,
И кушать убитых зверюшек не мог.

Он сочную редьку намазывал хреном,
Инжир заедал ананасной ботвой.
Он думал о козлике неубиенном
И тихо и нежно гордился собой.

А ты все пишешь? Хватит изгаляться
Над молчаливо терпящим холстом.
Пойдем, устроим пару инсталляций —
С пилой, лопатой, бочкой и шестом!
Есть бак, корыто, крюк – такому фонду
Ржаветь в моем сарае не с руки.
Давай бонтоном вдарим по бомонду,
И пусть потом он лечит синяки!

Неприкаянная Герда для себя отыщет Кая,
Неприлизанный ханурик к Лизе вломится с утра.
Кто захочет привалиться, страсти Валиной алкая,
Кто прикатится под вечер, Катя встретит – и ура!
Кто о Ладе грезит сладко, тот приладится удачно,
Кто прилюдно жить мечтает, к Люде клинья подобьет,
Тем, кто хочет жить прикольно, нужен Коля – однозначно.
Главное – определиться. Вам – чего недостает?

В далекой и знойной стране Бамбигании
Живет очень мудрый шаман Карамбу.
Ему все на свете известно заранее
Про смерть и любовь, урожай и борьбу.

Он знает, когда к нему гости заявятся
С нелепым до крайности криком «Сюр-при-и-из!»,
Какой станет страшной супруга-красавица,
Почем будут ямс, маниока и рис.

Но есть у него увлечение странное.
Племянник ему телевизор принес.
При слове «погода» он мчится к экрану и
Внимательно слушает каждый прогноз.

Пророчат на пятницу смерч над Флоридою,
А он-то, понятно, свернет в Мичиган.
«О, как я синоптикам этим завидую», —
Бормочет, слезу утирая, шаман.

«Да нет же, цунами минует Мальдивы, и
Прольются дожди не на Берн, а на Рим…
Настолько во всем ошибаться… Счастливые…
Как жить интересно, наверное, им!»

Люблю в хорошую погоду
Лицом ударить прямо в грязь,
Залезть, не зная броду, в воду,
В колодец плюнуть, не таясь.