Александр Соловьев - Выбор профессии

Случаются в работе адвоката романтические истории и иного рода. Вспоминает Генрих Падва: «Защищал я как-то двух лесбиянок в Калининской области. Поразила меня эта парочка неимоверно. Первая была – ослепительной красоты. С огромными глазами, с удивительной фигурой. Красавица-украинка. Вторая – неопределенного возраста – страшная как смерть, худая-прехудая. Вели они на процессе себя нагло. Им уже было все равно, сколько дадут. А «набегало» уже около двадцати пяти лет. И когда судья дал им заключительное слово, эта молодая величаво встала, повернулась, нагнулась и показала судье свой голый зад. На что судья, закрывшись делом, заорал: «Нет! Только не это!» А после объявления приговора эти двое неожиданно сплелись в один комок, завыли, стали неистово целоваться. Это было совершенно поразительное зрелище. Я тогда был молодым и оказался просто очарован своей красавицей-подзащитной. А она на меня ноль внимания».

Профессия адвоката считается не только престижной, но и весьма доходной. Это так, но лишь отчасти. Ставка лучших адвокатов (таких, как Генрих Падва, Генри Резник или Павел Астахов, например) для корпоративных клиентов может доходить до 500–600 долларов или евро в час. Для частных клиентов почасовая оплата применяется редко, но услуги известного адвоката могут обойтись примерно в 10 % годового дохода нанимателя.

Однако адвокаты – все-таки не бессовестные стяжатели. Генрих Падва, например, уверяет, что иногда выступает в качестве правозащитника, даже если клиенту нечем рассчитаться: «Не хочу представить себя бессребреником. Я получаю. И получаю немало. Чтобы я взялся за дело, оно должно быть прежде всего интересно. Значительно реже, если дело вызывает общественный резонанс. В этом случае я вообще беру символические суммы. Часто ко мне приходят знакомые, и я не могу отказать».

Надо заметить, что резонансные дела обеспечивают адвокатам не столько доход, сколько известность и репутацию (даже в том случае, если адвокат проигрывает дело). Так было и в царской России (тот же Плевако проиграл процесс, защищая участников стачки на заводах Морозова, но поддержал репутацию бескомпромиссного адвоката), так происходит и сейчас. А известность и репутация конвертируются в гонорары за участие в процессах иного толка.

Особенно внушительно сегодняшние доходы адвокатов выглядят на фон тех денег, что они получали во времена СССР – а практически все ведущие адвокаты начинали тогда. Кассационная жалоба – один из наиболее распространенных судебных документов, – над которой адвокаты работают по нескольку дней, стоила тогда семь с полтиной. Ведение дела в суде – 20 рублей (или 15 – один «судодень»). За месяц адвокат мог «отработать» максимум пять дел, что в итоге давало сто. Минус подоходный – итого семьдесят (инженеры получали 100–120). В любом случае, согласно жесткой тарифной сетке тех времен больше 250 рублей в месяц адвокат заработать не мог.

«Процветало дополнительное соглашение между адвокатом и клиентом, – вспоминает Генрих Падва. – Клиент доплачивал. Это, конечно, не поощрялось. Быть может, некоторые адвокаты злоупотребляли. А большинство адвокатов не злоупотребляли, но объясняли клиентам: если вы заинтересованы, чтобы занимались только вашим делом, лучше доплачивать. В противном случае адвокат, чтобы заработать, вынужден будет брать больше дел».

Злоупотребления были все-таки чреваты: прокуратура пользовалась сведениями о дополнительных доходах адвокатов, чтобы давить уже на них: «Следователи спрашивали, как заключали договор, сколько заплатили денег, – это уже из воспоминаний Генри Резника. – Им отвечали: “250 рублей в кассу и 400 рублей – на руки”. И начиналось: “А за что давали?” – “Да за работу, адвокат же старался”. – “А какой срок подзащитный получил?” – “Десять лет”. – “Да разве ж это хорошая работа? Давайте мы вам посодействуем, родственника вашего по УДО отпустим, а вы показания на адвоката дадите”».

Сейчас многие считают, что роль адвоката выродилась в простого посредника между обвиняемым и коррумпированным правосудием: через адвоката происходит передача денег следователям, прокурорам, судьям. Известные адвокаты никогда с этим не согласятся. По крайней мере напрямую. Вместо этого они с удовольствием расскажут истории из советской практики.

Например, такую: «Я десятилетиями работал и даже не представлял себе, что следователи могут брать взятки. С Кимом Головахо, помощником прокурора в Калининской области, во время процесса мы грызлись просто насмерть, хотя и приятельствовали. Но я не мог себе даже представить, что Киму перед делом, где-то в компании, можно сказать: «Слушай, завтра будет дело. Так ты попроси поменьше». Да я уверен, если бы я себе такое позволил, он бы наверняка дал мне по морде».

Авторитет и репутация, правда, позволяли «обратиться к судье»: «Я однажды к одному судье пришел и попросил за подсудимого (я этого дела, кстати, не вел): «Это большой друг моего отца, фронтовик, я просил бы вас учесть эти обстоятельства». Надо сказать, что судья являлся персоной легендарной. У него не было ног и рук. Ему правительство того времени (тогда еще Булганин) подарило автомобиль. И он протезами водил эту машину и даже ездил на ней на юг. Звали его Юрий Пушкин – фантастического дарования человек».

Подобных историй только у Генриха Падвы не один и не два десятка. Просто времена изменились, и очень сильно. Похоже, что к худшему. А вот людские пороки никуда не делись. В своей книге «От сумы и от тюрьмы» Генрих Падва пишет: «Я не раз сталкивался с нежеланием людей видеть простую и скучную правду – вымысел был для них интереснее и желаннее… Чрезвычайно трудно бывало убедить суды в надуманности, несоответствии истине многих таких свидетельств. Ведь судьи – такие же люди, как и авторы этих измышлений, и они тоже – увы! – охотнее верят в дурные мотивы, чем в естественные и простые, а тем более – благородные».

Вторит ему и Генри Резник: «Никто не верит, что честной и профессиональной работой в наших судах можно добиться справедливости, поскольку наше правосудие политизировано и коррумпировано. И это правда, но не абсолютная».

Пожалуй, чаще всего адвокатам задают такой вопрос: как можно защищать воров, убийц и насильников?

Ответ на него у адвокатов готов давно. У защитника нет права даже сомневаться в невиновности своего клиента. Прежде всего потому, что защищают они не преступников, а тех, кого в этих преступлениях обвиняют. Поэтому они вообще не имеют права судить, ставить вопрос: виновен ли человек или нет. Даже для самих себя.