Светлана Талан - Надеюсь и люблю

— Эгоистка, какая же я эгоистка! — кляла я себя.

Я думала о том, как не причинить себе боль. А нужно было думать о ней, о дочери.

— Даша, Дашенька, Дашуля! Доченька, прости меня, дуру! Сколько же людей я обидела! Скольким принесла боль!

Только теперь я поняла, что и у Даши мне придется просить прощения всю жизнь.

— Зачем? Зачем я тебя оставила, Даша?

Мне не было оправдания, и я это знала. Но надо было успокоиться и вымолить прощение своими поступками. Я потеряла счет времени, а когда слез уже не было и в душе зияла огромной черной дырой пустота, я заметила, что уже темно.

«Что же я стою? Надо действовать, чтобы вернуть Дашу», — подумала я и, повернув ключ в замке зажигания, мягко тронулась с места.

Машина закружила по знакомым улицам и переулкам города. Когда-то я мечтала вернуться сюда победительницей, но почему-то теперь чувствовала себя побежденной. Я не заметила, как машинально свернула на родную улицу и подъехала к дому. Не обнаружив папиной машины на обычном месте, я сквозь тонированные стекла посмотрела на знакомые окна. На кухне горел свет. Значит, мама была дома. Мне так хотелось, чтобы она подошла к окну, отодвинула новые шторы и выглянула наружу. Но там никто не появлялся. «Наверное, мама сейчас кормит папу горячим ужином, — подумала я. — А он по привычке уткнулся в газету «Футбольное обозрение» и отвечает невпопад на вопросы жены». «Угу», «Ага», «Да-да», — бормотал обычно папа. Еще будучи школьницей, я решила как-то подшутить над папой, видя, что он занят чтением и не слушает, о чем его спрашивают. «Папа, — спросила я. — Сейчас зима?» «Конечно», — ответил он, хотя на самом деле было лето. Я прыснула со смеху, а мама обиделась и выдворила меня из кухни, сказав, что я поступила нехорошо по отношению к отцу. Казалось, это было так давно!

«Ну что, мои родные? — мысленно обратилась я к родителям, глядя на окно. — Не суждено нам сегодня увидеться. Наша встреча опять откладывается на неопределенное время. Вы уж меня простите».

Я протянула руку к ключу в замке зажигания, чтобы запустить двигатель, и на миг замерла. Захотелось выскочить из автомобиля и помчаться домой, обнять своих родных, уткнуться маме в плечо, выплакаться и сказать: «Простите», но это была лишь минутная слабость. Машина рванула с места, отбрасывая замерзшие комья грязи. Вскоре она уносила меня из города, оставляя позади несбывшиеся надежды. Выехав за город, я обернулась. На заднем сиденье грустно покачивал большой головой пушистый медвежонок.

— Николай Павлович! — закричала я, едва войдя в дом, и бросилась ему на грудь. — Помогите мне! Прошу вас!

Уткнувшись ему в плечо, я опять расплакалась.

— Что случилось, детка? — обратился он ко мне, впервые назвав так ласково.

Я еще сильнее расплакалась. Плач перешел в рыдания, потом — в нервное всхлипывание.

Николай Павлович уложил меня на диван у камина, укрыл пушистым клетчатым пледом и заварил чай.

— Так, сначала попьем чаю и успокоимся, а потом поговорим, — произнес он как всегда тихо и спокойно.

Звук его голоса меня успокоил, и я послушно сделала глоток горячего чаю.

— Замерзли, Катя?

— Нет, я все время была в машине, — ответила я, сделав еще глоток.

Потрескивание угольков в камине, присутствие Николая Павловича, внимательный, преданный взгляд Дика и горячий чай вскоре сделали свое дело, и я окончательно успокоилась.

— Николай Павлович, — начала я, поставив пустую чашку из китайского сервиза на стол. — Я очень нуждаюсь в вашей помощи.

— Всегда готов помочь.

— Поверьте, я не останусь перед вами в долгу. Вы ведь хотели выйти на пенсию?

— Я шутил, Катя. Я уже получаю пенсию. Но об увольнении, честно говоря, уже подумывал.

— Подождите, пока я улажу свои дела. Хорошо, Николай Павлович?

— Договорились. Чем же я могу вам помочь?

И я начала свой рассказ — с того момента, как в нашу детсадовскую группу привели робкого мальчика, а я взяла его за руку и повела за собой… Я говорила и говорила, ничего не скрывая. Только одного я не могла рассказать — как обдумывала убийство своего мужа. Да и зачем было знать об этом Николаю Павловичу?

— Да, дела, — почесав затылок, вздохнул он. — Вот ведь как в жизни бывает. Но отчаиваться, Катя, не надо. Я думаю, что найти ребенка не составит большого труда. Нужно только молиться Богу, чтобы ваша дочь была в детдоме.

— Николай Павлович, прошу вас, срочно, завтра же поезжайте, восстановите Максу документы и купите этим гадам по квартире. Не жалейте денег, идите на уступки, выполняйте все их требования. Платите столько, сколько попросят, но верните мне Дашу. — Я с мольбой посмотрела на Николая Павловича. — Если не хватит денег, я еще заработаю, украду, душу дьяволу продам!

— Что вы, Катя! Не гневите Бога! Денег хватит, не волнуйтесь. Весной вступите в наследство, и их будет еще больше. Ваш муж был очень состоятельным человеком, поверьте мне. Дело не в этом. Главное, чтобы ребенка, родители которого лишены родительских прав, никто не усыновил.

— Значит, надо спешить! Один день в жизни человека может сыграть решающую роль, и все, буквально все пойдет не так! Поезжайте завтра же!

— Катя, начинаются праздничные дни. Они закончатся после Рождества. Даже если я поеду завтра, государственные учреждения уже не работают. Все отдыхают. А у нас в торговом центре рождественская распродажа. Такой момент нельзя упускать.

— Что же делать? — Внутри меня все сжалось от одной мысли о том, что придется так долго ждать.

— Отдохнуть и готовиться к встрече с дочерью.

— Может, мне оборудовать детскую комнату? Тогда время пройдет быстро и с пользой, — оживленно предложила я.

— Я не очень суеверный человек, но мне кажется, что не надо этого делать заранее.

— Чтобы не сглазить?

— Вот именно.

Я задумалась. Действительно, посылать Николая Павловича улаживать дела в новогодние праздники было бессмысленно. К тому же во мне опять проснулся эгоизм. Я собиралась отправить человека исправлять мои ошибки, не подумав о том, что у него есть жена и, скорее всего, он захочет провести праздники с ней.

— Значит, после Рождества? — грустно спросила я и взглянула на Дика.

С ним, наверное, мне и придется встречать Новый год.

— Конечно, Катя. Будем надеяться, что все будет хорошо.

— Да, — вздохнула я.

Я отпустила Николая Павловича на праздники, вручив в качестве подарка деньги.

— Не знаю, что купить вам и вашей жене, — сказала я, засовывая деньги в карман его пиджака. — Боюсь сделать ненужный подарок.

После долгих пререканий Николай Павлович все-таки согласился взять деньги, а потом ушел и я осталась одна. Было тихо и пусто — в доме и на душе. Не в силах больше смотреть на раскаяние бедной Магдалины, я взяла медвежонка и поплелась в спальню.