Даниил Мордовцев - Говор камней. Ирод (сборник)

Наш известный путешественник Норов, посетивший Фивы в 1835 году, обойдя кругом остатки созданных Семнутом для богини Гатор и Амона храмин, так описывает то, что представилось его глазам: «Когда вы следуете главным путем между средних колонн и потом выходите из гигантской залы на восток, вам преграждают путь ужасные груды гранитных камней – следы бывшего когда-то землетрясения. Из этой груды гордо возносится обелиск, самый большой и изящнейший из всех существующих обелисков. Другой, ему равный, грянулся поверх всего этого разрушения и великолепно разметан на части [4] Это обелиски работы Семнута. – Д. М. . Бросающиеся на глаза колоссальные начертания его победных возгласов, прерванных силою, крепчайшею, чем его гранит, лежат в ужаснейшем смешении вместе с разбитыми изображениями божеств. На каждом камне этих груд видны либо иероглиф, либо голова и члены какого-нибудь фараона, военачальника или жреца; вся эта разорванная цепь событий, аллегорий, мистических речей разбросана, как типографские буквы или клоки листов гениального творения. Кто соберет эти буквы или листы?

Никогда не изгладится во мне впечатление этого необъятного разрушения, – говорит далее Норов, – я долго не шел далее; и, усевшись на огромной перекладине обелиска, глядел поверх обрушенных стен Амонова храма на необъятную перспективу его ста тридцати шести стоящих колонн. Какой карандаш, какое перо изобразят это невообразимое зрелище!..» [5] Не могу не привести здесь другого свидетельства о том, какое потрясающее впечатление «говорящие камни», оставленные нам веками от дивных построек Хатазу и Семнута, произвели на знаменитого египтолога, который первый подслушал «говор камней» Египта, – на Шамполиона: «Je me garderai bien de vouloir rien decrire, – говорит он, – car, ou mes expressions ne vaudraient que la millieme partie de ce qu’on doit dire en parlant de tel objets, ou bien, si j’en traais une faible esquisse, meme fort decolorde, on me prendrait pour un enthousiaste, peut-etre meme pour un fou. II suffira d’ajouter qu’aucun peuple ancien ni moderne n’a concu l’art de l’architecture sur une dchelle aussi large, aussi grandiose, que le frient les vieux egyp-tiens; ils concevaient en hommes de 100 pieds de haut, et l’immagina-tion qui, en Europe, s’elance bien au dessus de nos portiques, s’arrdte et tombe, impuissante au pied des 140 colonnes de la salle hypostile de Karnak…» – Д. М.

А что же было тогда, когда все эти поразительные чудеса творческого гения любимца Хатазу во всем своем потрясающем величии предстали пред очарованным взором царицы, когда она возвратилась из своего путешествия в Мемфис!

– О великий из великих! – сказала она, восторженно обнимая своего возлюбленного. – В тебе витает дух божественного зодчего вселенной, великого, непостижимого Пта! Недаром еще девочкой я была очарована тобой, мой Горус, зодчий моего блаженства и моей славы!

Взволнованный Семнут молча держал ее в своих объятиях. Хатазу отклонилась и пытливо посмотрела ему в лицо.

– О мой Горус! Что с тобой?! – воскликнула она испуганно. – Твое лицо обличает тебя… ты болен… ты такой изнеможенный, бледный… О, что с тобой!

– Я устал, царица… моя грудь, мое дыхание, мой мозг – все ослабло во мне, – тихо проговорил Семнут, тяжело дыша. – Мое дыхание упало… – И он закашлялся, схватившись за грудь.

– О! – в отчаянии заломила руки Хатазу. – А что говорят святые отцы, их врачебная наука?

– Не знаю, моя божественная повелительница, – слабо проговорил Семнут.

– Так я спрошу богов! Мне боги ответят… Они скажут, как спасти тебя… Я принесу им в жертву пол-Египта! Я отдам на их храмы все сокровища «священной страны Пунт»! – страстно воскликнула молодая повелительница Египта.

И боги сказали ей, что она должна совершить для спасения своего любимца. Это и был тот подвиг, о котором я упомянул выше и которого не совершил до нее ни один фараон.

Читатель узнает это все из следующего «говора камней».

Хатазу, женщина-фараон, «божественная женщина», «великая царица», как она названа на памятнике сановника Пен-Нухеба, стоит коленопреклоненная пред величественной статуей великого Амона, в величавом храме, только что оконченном ее любимцем, гениальным зодчим Семнутом. Царица одна в храме. Она просит верховного бога стовратных Фив сказать ей своим божественным глаголом, чем может она возвратить здоровье и полное дыхание груди тому, кто создал этот храм, подобного которому еще не видали боги Египта. Царица молится долго. Горькие слезы ее неслышно падают на гранитный пол храма. Тихотихо в уединенном святилище, а только издали доносится гул жизни ее стовратной столицы.

Вдруг где-то вдали, в воздухе, послышались слабые металлические звуки. Это была тихая мелодия священных систров.

При этих звуках Хатазу в благоговейном экстазе упала ниц. Звуки систров приближались все более и более. Казалось, они исходили из головы Амона. Но вот чуть слышно прозвучала человеческая речь. Это был глагол божества.

– Я возвращу полноту дыхания груди моему зодчему, – говорил таинственный голос, к которому трепетно прислушивалась молодая царица. – Я возвращу силу его мышцам, когда он откроет неведомую божественную страну Пунт – царство ладана и благовоний – и когда божественная земля Пунт принесет мне свои сокровища, а тебе, дочь моя, – славу.

Голос умолк. Звуки систров, как бы отлетая все далее и далее, точно растаяли в воздухе.

Хатазу встала совершенно просветленная.

Теперь пусть говорят камни. В уцелевших развалинах храма Амона, о которых говорилось в пятом моем рассказе и которые своею величавостью так поразили Шамполиона и Норова и доселе поражают и подавляют путешественника, попавшего в Фивы, – на уцелевших от землетрясения стенах этого храма изображена в лицах и с говором камней вся экспедиция в божественную землю Пунт. Это поистине что-то сказочное! Морское путешествие почти за пять тысяч лет до наших дней! И это путешествие совершил все тот же Колумб Египта – необыкновенный Семнут, и он же потом все это изобразил на стенах созданного им дивного храма.

Для дальнего и трудного путешествия в неведомую «страну бальзама», говорит историк фараонов, женщина-фараон приказала снарядить на берегу «моря Секот» (Чермное море) значительное количество морских кораблей, снабженных испытанным в плаваниях экипажем и сильным десантным войском. Во главе экспедиции – Семнут, облеченный званием посла фараонов. В свиту его поступили знатные сановники двора царицы. И вот экспедиция в пути.

Камни не говорят, сколько времени носилась эскадра женщины-фараона по неведомым морям. Они говорят только, что великий Амон благополучно привел корабли к берегу «ладонной горы ступенями», то есть террасами. Полагают, что это было вблизи мыса Гвардафуй, который у Страбона значится под именем «Аромата Акрон». Экспедиция – у цели плавания. Но что это за невиданная страна, невиданные люди! Перед изумленными глазами Семнута вставало чудо за чудом, видение за видением. На берегу робко показываются странные обитатели «божественной страны ладана». И обстановка их жизни такая странная, невиданная. Маленькие куполообразные хижины их торчат на сваях, словно гнезда диковинных птиц. Ход в эти птичьи жилища по приставным лестницам. Но над этими людскими гнездами высятся гигантские кокосовые пальмы, отягченные плодами, и тут же – роскошные деревья, дающие благовонную смолу, запах которой так угоден божественному носу Амона и всех богов Египта. По деревьям порхают невиданные птицы. Тут же пасутся стада превосходного рогатого скота. Сущий рай! И все это изображено на стене храма.