Юзеф Крашевский - Король в Несвиже (сборник)

В Снове, поскольку гонцы долго находились в покоях и не расходились, хоть король исчезал, по три раза должен был к ним возвращаться и особенно дамам говорить комплименты, пока, наконец, в девятом часу, простившись с хозяином, ушёл для очень необходимого отдыха, так как наступающий день обещал быть очень тяжёлым. А на отдых не сразу можно было удалиться. Комажевский ожидал решения, что должен был получить «на не забудь» пану хорунджию новогрудскому, нескольким дамам, заменяющим хозяйку, службе и т. п. На каждой остановке и ночлеге повторялась та же самая сцена. Генерал хотел отделаться как наименьшим, король рад был выступить великолепно и богато. Между тем, те скромные памятки в затратах путешествия являлись значительной графой. Привезли целые коробки дорогих часов, колец с инициалами и миниатюрами, табакерок, ожерелий, браслетов и серёг. Тысячами взятых в долг дукатов король это оплатил, не считая того, что у ювелиров в кредит взяли. Происходили с подарками бесчисленные трудности, потому что ими также к себе сердца привлечь, как оскорбить можно было. Чем же в самом Несвиже одблагодарить тех, которые имели всё, начиная с наивысших достоинств и орденов?

Радзивилл же, когда дошло до составления программы, в которую был вписан осмотр сокровищницы, заранее объявил тем, которые собирались вести:

– Прошу мне срочно считать, что он будет хвалить, что ему понравится, и записывать, пане коханку. Всё это ему подарим…

– А если… – прервал Моравский.

– Никаких если, пане коханку! – горячо воскликнул воевода. – Или honeste, по-радзивилловски, или не нужно было хвататься.

Этой ночью мало кто спал в Несвиже; назавтра с утра имела начаться та passya, как её там потихоньку называли. Знали, что король в девять часов двинется из Снова. Князь то успокаивался, когда его заверяли, что всё в готовности, то вдруг, что-то себе припоминавший, срывался, будил, посылал, призывал и не давал успокоиться, аж половину двора затрагивал напрасно.

– Дам на богослужение, когда это однажды закончится, – шептал князь Иероним. – Великая честь, но в поте лица её добываем.

В течении трёх дней утренний дождь шёл почти непрерывно, осенний капустничек, тихий, маленький, но до костей пробирающий влагой и холодом. А в этот день, к счастью, с утра распогодилось, но ветер, напраленный на север, веел достаточно неприятно.

На крыльце, ещё раз попрощавшись с хорунджим и дамами, король при криках: Vivat сев в карету с кс. епископом Нарушевичем и Комажевским, окружённый панцирными, выехал трактом на Малев, ведущий к Несвижу. За ним шёл целый поезд карет, фургонов, бричек, а в Снов уже начала прибывать из околицы конная шляхта для сопровождения в Несвиж.

Проехав едва милю, в Малеве собранной той дружины, очень странно построенной, уже находилось около нескольких сотен голов.

Со вчерашнего вечера пушки, установленные на замковых валах в Несвиже, отзывались время от времени; с утра же неустанно по очереди гремели, приветствуя прибытие достойного гостя. Особенно три огромные сорокавосьмифунтовые картаны, оставленные после Собеского, взятые Радзивиллом, заглушали все другие.

В Малеве сборища крестьян, стоявшие по обеим сторонам тракта, срывая шапки, приветствовали громкими криками. Король кланялся, руками давал знаки, улыбался, но, раздражённый уже предстоящими днями, он дрожал при каждом более сильном крике. Шляхта, холопы, все те толпы бежали за каретами; поля поблизости были покрыты людом.

……………………….

Но, прежде чем дальше мы будем сопровождать наияснейшего пана в его триумфально-мученическом походе, мы должны вернуться в Несвиж к пану Филиппу, который, ожидая прибытие своего однофамильца, с надеждами, вырастающими всё пышней, побуждаемый и подбадриваемый Шерейкой, скрывался, в постоянном страхе, чтобы фамилии его не припомнили и под стражу не взяли.

Не догадался бедный, что всё уже было устроенно и разработанно так, чтобы, начиная с утра шестнадцатого, не мог носа на свет высунуть.

В среду вечером он виделся с панной Моникой, которая с ним была более нежной и кокетливой, чем когда-либо. Они стояли вдвоём в сумерках, а дрожащий Филипп держал её за руку, обнимал её и прижимал к сердцу. Тихий разговор, прерываемый, становился всё более нежным.

– Слушай, – сказала в конце панна, – завтра утром все едут на встречу короля в Малев, в замке будет пусто… приходи ко мне на завтрак.

Филипп смешался, испугался как-то.

– Но… – вырвалось у него.

– Никаких но ; если меня любишь, то придёшь. Слово.

Русин дал слово.

– Помни же! Потому что иначе между нами всё кончено. Приходи утром, хотя бы в восемь… знаешь мою комнатку?.. прямо, не спрашивая, ко мне. Кофе с бараниной будет на столе и рюмка вина найдётся.

Филиппек должен был троекратно повторить заверение.

В сущности минута для незаметного посещения была отлично выбрана. Войско, кони, кареты, сам князь и весь двор его заранее уже в Несвиж потянулись, где расположились в порядке, а князь всех муштровал.

Понятовский, одевшись в новый контуш, посмотрев в зеркальце, улыбнувшись себе, причесав волосы, натянул на голову шапочку и примкнулся незамеченный к той части замка, которую занимали фрауцимер.

Панна Моника ждала его у порога. Могло бросится ему в глаза и удивить то, что в передней, которая обычно бывала пустой, в этот раз он обнаружил около десятка сильных девушек, задыхающихся от смеха, сперва с криком изчезнувших при виде его, потом вернувшихся назад, вставших у порога, и когда Филипп входил к панне Моники, с шумом окружили дверь, которую он закрывал за собой.

Панна Моника была немного бледной и смущённой. Она просила его сидеть, налила ему кофе и вышла.

Филиппу почудилось, что, выходя, она закрыла за собой дверь на ключ. Но он этому посмеялся. Не могло этого быть!

В весёлом расположении он взялся за кофе. Всё было для него по плану и складывалось счастливо: петиция к королю была превосходно продумана Шерейкой, знал её всю на память; в отношении с Монисий нечего было желать. Дело было только в том, как и где, при чьём посредничестве он мог дотянуться до наияснейшего пана, чтобы ему вручить переписанный начисто аккуратно запрос, но за тем следил достойный его протектор и советник. Погруженный в эти мысли о своём счастье, Филипп не обратил внимания на то, что в передней за дверями господствовало чрезвычайное движение, смех, выкрики, какой-то стук, в самые двери даже кто-то всё больше ударял, как бы непреднамеренно. Панна Моника, которая собиралась удалиться только на мгновение, не возвращалась. Выпив кофе, съев все булки, которые он нашёл на столе, Русин начинал беспокоиться, нужно было ему возвращаться к себе. Выждав достаточно долго, встал он наконец, подошёл к двери, взялся за ручку, потянул… Что за чёрт? Закрыта были на ключ! Он не мог этого понять. Попробовал второй раз… закрыта!