Уильям Келли - Другой барабанщик

А потом случились еще более странные вещи. Когда Африканец избавился от своих цепей, негр аукциониста отступил на шаг или два и, вроде бы даже не взглянув на обезглавленного хозяина, а лишь удостоверившись, что ни капли крови не попало на него и не замарало его костюм, подбежал к Африканцу, все еще стоявшему у тела, которое даже не успело упасть наземь, схватил его за руку и поволок за собой, крича:

– Сюда! Сюда!

Полагаю, Африканец мало что понял, но он уразумел, что этот негр пытается ему помочь, и двинулся в указанном ему негром направлении, а негр пошел за ним следом точно так же, как еще совсем недавно тенью ходил за аукционистом, отстав на три шага, и Африканец легко сбежал по склону холма, хотя на нем висело около трехсот фунтов цепей, и цепи болтались на нем из стороны в сторону, походя сломав семь или восемь рук и одну ногу, пробивая себе и негру дорогу в толпе нью-марсельцев. Кое-кто поднял ружья и прицелился и, возможно, мог бы их и подстрелить (не говоря уж о том, между прочим, что они бы могли завалить Африканца), но Дьюитт Уилсон, как безумный, взбежал на холм и встал между стрелками и Африканцем и негром, беспрестанно визжа:

– Не стрелять в мое имущество! Я подам в суд! Это мое имущество!

Но Африканец уже убежал довольно далеко, и пулей его было не достать, и путь его лежал к югу, на болота в пригороде. Поэтому люди и Дьюитт вскочили на лошадей, вооружились ружьями и пустились вдогонку за беглецами.

Африканец бежал весьма резво (он, должно быть, нес на себе не только цепи и младенца, но и негра, потому как я не пойму, как этот щуплый негр мог за ним поспевать), и Дьюитт с его спутниками никогда бы их не настигли, если бы он не устремился напролом через леса и болота, оставляя за собой след – точнее, тропу, тянувшуюся меж сломанных кустов и веток, выдернутых кусков дерна там, где волочились его цепи и цеплялись за ветки и камни, и он вырывал их из земли, двигаясь прямиком к морю. И преследователи скакали по этой тропе, широкой настолько, что там могли пройти рядом две лошади, и прямой, как ватерпас, и эта тропа бежала по топям, по пескам и так достигла воды. Тут след обрывался.

Люди решили, что Африканец, верно, решил вплавь добраться до родных берегов (кое-кто даже полагал, что ему это удастся, невзирая на цепи и младенца), а щуплый негр куда-то сгинул, и все уже утомились, хотели плюнуть на это дело и вернуться в город, но Дьюитт был уверен, что Африканец не сбежал, не уплыл, а где-то бродит, и отправил нескольких человек прочесать пляж в поисках какого-то знака. Что они и сделали – и в полумиле от того места обнаружили две полоски следов, ведущих в чащу.

Но теперь Дьюитту Уилсону не удалось уговорить людей продолжить погоню за его имуществом. Во-первых, уже смеркалось, во‐вторых, тропа была не такой широкой, как прежде, потому что тут Африканец, должно быть, держал цепи на весу, они ни за что не зацеплялись – так девушка, заходя в воду, подбирает юбку до талии. Словом, мужчины естественным образом поостыли, когда узнали, что предстоит преследовать дикаря по лесу в ночи, когда в лучшем случае вы просто не сможете его разглядеть, а в худшем – не будете знать, где он прячется, а он в любой момент может выпрыгнуть невесть откуда и снести вам полбашки, прежде чем вы успеете моргнуть. Так что они разбили бивак на берегу, кто-то ушел за провиантом, а на рассвете вновь отправились в погоню.

Но этой единственной ночи только и надо было Африканцу и щуплому негру, и теперь поймать его было еще труднее, потому что когда они вышли на просеку, углубившись в лес на милю, то наткнулись на горку поблескивающих на солнце расколотых камней да стальных колец и обручей – тут, видно, Африканец всю ночь сбивал с себя оковы. И теперь он был совершенно свободен, окончательно избавившись от своих цепей, и где-то бродил по округе. Он был такой рослый и быстрый, что лучше даже не думать, где бы он мог быть, и люди поняли, что он может быть сейчас где угодно в радиусе сотни миль. Но Дьюитт, с кем теперь осталась горстка людей, упрямо бродил в поисках своего имущества еще добрых две недели, покрыв расстояние до современного Уилсон-Сити и обратно, одолев в общей сложности две сотни миль вдоль побережья Мексиканского залива, от Миссисипи до самой Алабамы, пока, в конце концов, люди, оставшиеся вместе с Дьюиттом, не заметили, что с ним что-то не так. Он вообще утратил сон, ничего не ел, двадцать четыре часа в сутки не слезал с лошади и все разговаривал сам с собой, повторяя: «Я тебя поймаю… Я тебя поймаю… Я тебя поймаю». И вот спустя почти месяц с того дня, как Африканец сбежал, а все это время Дьюитт ни разу не был дома, он на глазах у людей спешился и уснул мертвым сном на траве, а они доставили его на носилках на плантацию, и он проспал на пуховой перине еще целую неделю. Его жена рассказала, что он разговаривал во сне, а когда пробуждался, то вскакивал с криком: «Но я же тоже! Я тоже стою тысячу! Я тоже!».

Теперь Африканец сменил тактику.

Сидели как-то раз Дьюитт с женой на крыльце своего дома. Дьюитт пытался восстановить силы и для этого пил что-то холодное и подставлял лицо солнцу. И тут на лужайке перед домом появляется Африканец, одетый в цветастый африканский наряд, с копьем и щитом, и бежит прямо на дом, точно он – поезд, а дом – горный туннель, в который он мчится, что и произошло: негр пробил стену дома, пробежал насквозь и выскочил через заднюю дверь, промчался по заднему двору к той части города, где обитали рабы Дьюитта, и там освободил всех негров и увел их во тьму лесной чащи. И все это произошло прежде, чем Дьюитт успел поставить стакан на стол и подняться с кресла.

Ну, мало того, на следующий вечер почти то же самое произошло с одним плантатором, жившим к востоку от Нью-Марселя. Он пришел в город и стал рассказывать об этом всем и каждому: «Я мирно спал, как вдруг услыхал на улице шум, как раз там, где стоят хижины моих рабов. И когда я подскочил к окну, то разрази меня гром, если я не увидел, как все мои черномазые гурьбой уходят в лес под водительством ниггера, огромного, что твоя вороная лошадь, вставшая на дыбы. И с ним был еще один, он шел в нескольких шагах позади этого великана, размахивал руками и указывал моим черномазым, куда идти и что делать!»

Дьюитт Уилсон, хотя еще не вполне оправился от усталости, приехал в город, встал перед большой толпой людей, которые шумно обсуждали случившееся, и объявил:

– Я вам клянусь, что не уйду домой до тех пор, пока не поймаю этого Африканца живым или мертвым и не увезу с собой. И пусть все знают, белые и черные – всякий, кто сообщит мне сведения, которые помогут мне изловить этого Африканца, на следующий день будет иметь в своем кармане тысячу моих долларов!