Уильям Фолкнер - Звук и ярость

Я и это слышал уберите свои чертовы деньги

Считай что берешь взаймы зажмурься и будешь на пятьдесят

Держите свои руки от меня подальше и лучше уберите сигару с каминной полки

Ну и рассказывай черт тебя подери и увидишь что это тебе даст не будь ты круглым дураком ты бы понял что они у меня вот где и желторотому братцу Галахеду останется только заткнуться твоя мама мне про тебя рассказывала воображаешь себя входи входи дорогая мы с Квентином как раз знакомимся болтаем о Гарварде я тебе нужен не может и минуты пробыть без своего старичка

Герберт уйди на несколько минут мне нужно поговорить с Квентином

Входи входи поболтаем все вместе познакомимся покороче я как раз рассказывал Квентину про

Уйди Герберт уйди пока

Ну хорошо конечно вам с братцем хочется потолковать вдвоем еще разок э

Лучше уберите сигару с каминной полки

Прав как всегда мой мальчик ну так я пошел пусть покомандуют пока могут послезавтра это уже будет ах пожалуйста муженек а дорогая поцелуй-ка нас детка

Не надо отложи до послезавтра

Тогда потребую с процентами не позволяй Квентину начинать того что он не сможет кончить да кстати рассказывал ли я Квентину анекдот о говорящем попугае и что с ним случилось грустная история напомни-ка мне и сам подумай ну до скорого в юмористическом журнальчике

Ну

Ну

Что ты опять затеял

Ничего

Ты опять вмешиваешься в мои дела тебе мало прошлого лета

Кэдди у тебя жар Ты больна как же ты

Мне просто нехорошо. Я не могу просить

Выстрелил свой голос сквозь

Не за этого мерзавца Кэдди

Иногда река сверкала позади всего крутыми отблесками поперек полудня и позже. Теперь уже много позже, хотя мы проехали мимо того места, где он все еще греб против течения, величественный перед ликом бога богов. Так лучше. Богов. В Бостоне, штат Массачусетс, бог тоже плебей. А может быть, просто ничей не муж. Мокрые весла несут его пунктиром в женских ладонях. Вознося. Вознося. Раз ничей не муж, так бог его не интересует. За этого мерзавца Кэдди Река сверкала за крутым изгибом.

Мне нехорошо так обещай

Больна как же ты больна

Мне просто нехорошо я не могу просить никого просить не могу но обещай что ты

Если о них нужно заботиться то из-за тебя раз ты больна Мы слышали, как проехал под окном автомобиль, на станцию, к поезду 8.10. Назад привезет родственников. Несколько голов. Обрастает головами. И не цирюльниками. Маникюршами. У нас когда-то был породистый конь. Да, в конюшне, а под седлом – ублюдок. Квентин выстрелил все их голоса сквозь пол в комнату Кэдди

Трамвай остановился. Я сошел в середину моей тени. Рельсы пересекла дорога. Там был деревянный навес и старик жевал что-то, вынимая из бумажного мешочка, и тут трамвая не стало уже и слышно, дорога уходила под деревья, там она становилась тенистой, однако июньская листва в Новой Англии немногим гуще апрельской, дома, в Миссисипи. Я увидел пароходную трубу. Я повернулся к ней спиной, втаптывая мою тень в пыль. Во мне пряталось что-то жуткое иногда по ночам я видела как оно ухмыляется мне я видела его сквозь них ухмылялось мне сквозь их лица теперь оно пропало и мне нехорошо

Кэдди

Не прикасайся ко мне просто обещай

Раз ты больна ты не можешь

Нет могу после этого все будет хорошо будет уже не важно не позволяй чтобы его отослали в Джексон обещай

Обещаю Кэдди Кэдди

Не прикасайся ко мне не прикасайся ко мне

Какое оно Кэдди

Что

Которое ухмыляется тебе то что сквозь них

Я все еще мог видеть трубу. Там вода устремляется к морю и тихим гротам. Они будут тихо переворачиваться, и когда Он скажет: «Восстаньте» – только одни утюги. Когда мы с Вершем уходили охотиться на весь день, мы не брали еды, и к двенадцати часам я начинал испытывать голод. Я оставался голодным до часа, а потом внезапно забывал даже о том, что больше не чувствую голода. Уличные фонари сбегают с холма потом услышал как автомобиль спускается с холма. Ручка кресла плоская прохладная и гладкая под моим лбом образуя кресло яблоня клонясь на мои волосы над эдемской одеждой распознанной носом у тебя жар я еще вчера почувствовал словно стоишь у плиты.

Не прикасайся ко мне.

Кэдди ты не можешь раз ты больна. Этот мерзавец.

Мне необходимо выйти замуж. Потом они сказали мне что кость придется ломать еще раз

Наконец я уже не мог видеть трубы. Дорога шла вдоль каменной ограды. Деревья нависали над оградой, обрызганные солнечным светом. Камень был прохладным. И проходя вдоль нее, ощущаешь прохладу. Только наши края не похожи на эти. Даже в том, что просто идешь там, уже что-то есть. Как бы замершая и буйная плодоносность, вовеки насыщающая голод по хлебу. Струящаяся вокруг тебя, не сумрачная, не блюдущая каждый скаредный камешек. Словно все это наспех, только чтобы хватило зелени каждому дереву, и даже голубая даль совсем не та, яркая и химерическая. сказали мне что кость придется ломать еще раз и внутри меня что-то начало говорить Ай Ай Ай и я покрылся потом Чего мне бояться я знаю что такое сломанная нога все знаю ничего такого мне просто придется дольше не выходить из дому только и всего а мои челюстные мышцы онемели и мой рот говорил Погодите Погодите минуточку сквозь пот ай ай ай где-то за зубами а отец черт бы побрал эту лошадь черт бы побрал эту лошадь Погодите я сам виноват Он утром проходил вдоль забора с корзинкой на кухню барабаня палкой по забору утром я добрался до окна прямо в гипсе и подстерегал его с куском угля Дилси сказала ты же себя вовсе покалечишь совсем рехнулся ведь четырех дней не прошло как ты ее сломал Погодите я сейчас свыкнусь одну минуточку погодите одну минуточку я сейчас

Даже звук как будто не держался в этом воздухе, словно воздух совсем истерся, так долго разнося звуки. Собачий лай разносится дальше шума поезда – во всяком случае, в темноте. И голоса некоторых людей. Негров. Луис Хэтчер и не думал пользоваться своим рожком, хоть и таскал его вместе со старым фонарем. Я сказал:

– Луис, когда ты в последний раз чистил свой фонарь?

– А недавно. Помните, когда разлив все там посмывал? Так я его в тот самый день и чистил. Сидели мы со старухой у огня в тот вечер, а она и говорит: «Луис, а что ты будешь делать, если вода и сюда дойдет?», а я говорю: «И верно. Надо бы почистить фонарь-то». Вот я его и почистил в тот вечер.

– Разлив же был в Пенсильвании, – сказал я. – И сюда вода никак дойти не могла.

– Это вы так говорите, – сказал Луис. – А вода и в Джефферсоне такая же мокрая, как в Пенсильвании, и подняться может не хуже. Вот те-то, кто говорит, будто высокой воде сюда не дойти, и плавают потом на крышах.