Абдурахман Абсалямов - Избранные произведения. Том 2

– Га, что за чертовщина! – выругался Сулейман и очень долго смотрел на вал через увеличительное стекло.

Волнистые следы резца были видны отчётливо.

Сулейман подозвал Матвея Яковлевича – он работал на соседнем станке – и показал ему деталь.

– В чём, по-твоему, загвоздка, га?

– Всё та же вибрация, – ответил Матвей Яковлевич. – Или станок вибрирует, или резец. Или деталь вместе с резцом.

Приставив ко лбу указательный палец, Сулейман задумался.

– Или резец, или станок, или… деталь… – шёпотом повторил он.

Станок, деталь, резец – вот три основных источника вибрации. Какой же из них основной в данном случае? До этого раза Сулейману в голову не приходило рассматривать вибрацию по частям. «А что, если изучать каждый из этих источников в отдельности?» – размышлял он.

На его счастье, через цех проходил Иштуган. Сулейман поманил сына, дал ему лупу и, показав вал, высказал пришедшую ему только что мысль.

Иштуган задумался. Пока что ничего определённого сказать нельзя, но сам по себе подобный метод увлекателен. Многообещающий метод.

– Подумай-ка поосновательнее над этим, сынок, – сказал Сулейман, подметив явную заинтересованность Иштугана. – У тебя и голова помоложе, да и пограмотнее ты меня, старика. Я хоть и не сдаюсь – характер не позволяет, – но всё же, чего от тебя скрывать, сильно разболтались мои гайки. И учёности во мне нет. А ты пальцем подвигаешь туда-сюда планочки на линейке – и готов весь расчёт. Как говорят, башка у тебя лучше варит.

– Ты, отец, не ищи слабого места, не хитри… – усмехнулся Иштуган. – Я уже взял обязательство помочь литейщикам. Пробую механизировать обработку стержней. А то они вручную маются.

– Га! – воскликнул Сулейман. – Литейщикам помогаешь, а родному отцу – от ворот поворот. Смотрю я на тебя, парень, да ещё раз поглядываю: в разъездах по командировкам совсем, видно, забывать стал, чей ты сын.

В этих внешне грубоватых словах прозвучало столько отцовской гордости и любви, что сердце у Иштугана дрогнуло, как бывало в детстве, когда отец, посадив мальчонку к себе на колени, гладил его по головке. Но внешне он, так же как и отец, сказал немного грубовато:

– Ладно, дома потолкуем, на свободе, отец… Не прерывай своих наблюдений.

– Это мы кумекаем и без тебя, – отрезал старик.

Иштуган задержался ещё минуту у отцовского станка, забрызганного мокрой стружкой, потом спросил:

– Отец, ты видел джизни?

– Нет, а что?

– Он со мной по телефону говорил. В командировку приказывает ехать.

– Ну?! По телефону? А ты?

– Неохота мне уезжать. Занялся бы стержнями, вибрацией… Да и в своём цеху работы по горло. Учёбу совсем забросил.

– Это верно… Может, мне поговорить с ним? Я могу отбросить свою гордость… ради дела… Крепко он обидел нас, сынок. Гостиницу предпочёл дому самой близкой родни. Не захотел нашего порога переступить. Неужели и со мной по телефону будет говорить? Вот это да!

– Верно, у него свои соображения.

– Какие там соображения!.. – нетерпеливо отверг Сулейман. – Дурость одна… Так что же, поговорить?..

– Нет, не стоит, отец. Давай не будем путать родственные отношения с заводским делом. Это к добру не приведёт.

«Родственные отношения?.. – размышлял после ухода сына Сулейман. – А есть они, эти самые родственные отношения?.. Разве завод и наш дом не две стороны одной медали? Попробуй расколи меня пополам… Да что я, арбуз, что ли? Нет, сынок, тут ты того…»

К середине дня Матвей Яковлевич немного успокоился. Будто постепенно вместе с твёрдым металлом острый резец снимал и ледяную корочку, что обволокла его сердце, будто рукояткой ключа сталкивал он в жестяной ящик под станком не только сизые, обжигающие стружки, но и отлетающие от сердца кусочки льда. Облегчённо вздохнув, он почувствовал, как постепенно наливаются теплом концы его похолодевших пальцев и приобретают прежнюю остроту осязания.

У него и в помыслах никогда не было, чтобы он мог вот так встретиться с Хасаном, так жестоко в нём обмануться. Однако сейчас уже Матвей Яковлевич больше, чем за себя, огорчался за свою старуху: бегает, небось, по базару в поисках солёных грибков для своего бывшего питомца.

Но работа была жаркая, и Матвею Яковлевичу просто-напросто не было ни возможности, ни времени особенно-то отдаваться своим горьким думам. Рабочие сборочного стояли над душой, каждую готовую деталь прямо-таки из рук рвали. То и дело наведывался к его станку и сам начальник сборочного цеха.

Не удалось Матвею Яковлевичу побыть одному и во время обеденного перерыва. Только успел он остановить станок, как подбежал парторг цеха Алёша Сидорин. Этот парень, с такой развитой мускулатурой, что, казалось, полосатая тельняшка вот-вот лопнет на нём, мягко посмотрев на Матвея Яковлевича своими бирюзовыми, как морская вода, глазами и протянув ему руку, сказал:

– Нужно поднимать народ на аврал, Яковлич. Мы посовещались на бюро и решили провести на днях открытое партийное собрание. Что скажет на это наш профком?

– Очень своевременно будет, Алёша, – одобрил Матвей Яковлевич, перебиравший инструменты. – Время увлечения отдельными рекордсменами миновало.

– Точно. Весь коллектив нужно выстроить в один кильватер. – Сидорин потоптался на месте, погладил большой рукой ещё не успевшую остыть коробку скоростей. – В море это легко делается, дадут команду – и вся недолга. А здесь одной командой не обойдёшься. Здесь нужно другое слово. Поэтому, Яковлич, мы просим вас выступить с докладом, и товарищ Гаязов одобряет это наше решение.

Матвей Яковлевич покачал головой и, как-то весь сразу съёжившись, сказал:

– Нет, Алёша, я хоть и профком, но для докладов староват буду. Найдите кого помоложе. У молодых и напора побольше, и посмелее они… А мне… – Он махнул рукой. – Старик я… Чего уж там…

В бирюзовых глазах Сидорина сверкнул лукавый огонёк.

– Ну, знаете, Матвей Яковлич, если на то пошло, вам уж этого напора не занимать! Наоборот, мне думается, молодым не мешало бы у вас поучиться кое-каким вещам… Так вот, Матвей Яковлич, дело не только в том, чтобы найти докладчика. Азат Хайбуллович и Надежда Николаевна не отказались бы сделать доклад. Дело в том… – Сидорин поскрёб пятернёй свои русые кудри. – Как бы это сказать… Если мы поднимем вопрос снизу, то лучше дойдёт до рабочего. Увеличение вдвое плана на установки – это штука очень даже не шуточная, Яковлич. Без того по горло хватало, а тут ещё вдвое. Тут, Яковлич, требуется такое слово, чтобы оно подхватило тебя, как девятый вал во время шторма. Так что не отказывайтесь, Матвей Яковлич… А материалы, факты мы вам сами подберём.

– Их и подбирать нечего, они перед глазами, – протянул Погорельцев задумчиво.