Марджори Боуэн - Отравители

– Вы же понимаете, что уже то, что я взял на себя труд поговорить с вами с глазу на глаз, показывает, что я считаю это дело не лишенным важности.

Он поклонился, затем тихо заметил:

– Позвольте мне еще раз заверить вас, месье, что вы не пожалеете о переезде в Турин. Но, впрочем, я потратил на этот разговор уже довольно времени.

Он позвонил в колокольчик. Сразу же появился болезненно-бледный парень, который привел Дегре из Лувра в отель посла герцогства Савойского, и сопроводил молодого агента полиции вниз по величественной лестнице к входной двери.

– Надеюсь, – доверительно улыбнулся он, – вы довольны разговором с месье Сен-Морисом. Если он к вам благосклонен, то считайте, богатство у вас в кармане. В Турине он действительно большой человек.

– Он, несомненно, из тех людей, которые везде добьются успеха, – осторожно сказал Дегре.

– Я его секретарь, – ответил его собеседник, задержав руку на задвижке входной двери. – Меня зовут Клери, Пьер Клери. Я хорошо знаю своего патрона. Он действительно, как вы сказали, из тех людей, которые везде добьются успеха. Также я уверил бы вас, что он, если пожелает, может быть ужасным, более того – чудовищным.

С этим месье Клери открыл дверь и кивнул Дегре, пропуская того на улицу. Опасаясь слежки, Дегре сначала направился по промокшей набережной, продуваемой ветром, в противоположном от Бастилии направлении, но через некоторое время, убедившись, что за ним нет хвоста, развернулся и пошел в Бастилию, в управление полиции.

Месье де ла Рейни его ждал и тотчас же пригласил в свой кабинет, и Дегре рассказал ему о том, что случилось в Лувре, и о разговоре с месье де Сен-Морисом.

– Это явно была попытка подкупить меня, месье, у брать с дороги. Сен – Морис даже не потрудился скрыть свое намерение. Он предложил мне почти все, о чем я мог просить, лишь бы я оставил расследование и покинул Париж. Он думает, что я слишком много знаю. Но в знании чего именно он меня подозревает, месье? Я тщательно все обдумал, но по-прежнему не могу сложить два и два.

– Вот уж никак не ожидал я, когда мы преследовали нашу дичь, – улыбнулся месье де ла Рейни с проблеском воодушевления в усталых глазах, – что она приведет нас к Савойскому двору. Ну, и какое, черт возьми, отношение эта Босс, эта несчастная молодая итальянка, итальянский аптекарь и доктор Рабель, – если он и вправду как-то связан с этим, ведь, говорю вам, его репутация безупречна, – какое, черт возьми, отношение могут иметь все эти люди к месье де Сен-Морису?

– Что мы о нем знаем? – нетерпеливо спросил Дегре. – Он необычный человек – напудрен, надушен, лицо, как у девушки, но он не глупец и не неженка.

– Говорят, он любовник герцогини Савойской, и это все, что мне о нем известно, – ответил месье де ла Рейни. – До сих пор у меня не было причин им интересоваться, но теперь мы будем за ним наблюдать. Вы говорите, он не глуп и не слаб, однако сегодня он сделал глупость, когда попытался подкупить вас настолько открыто. Мог бы и догадаться, что вы пойдете прямо ко мне и обо всем расскажете.

– Он думал, я неотесанный провинциал, которого легко ошеломить. Полагаю, теперь, когда он увидит, что ему это не удалось, он попробует другие средства.

– Полагаете? – повторил месье де ла Рейни с сардонической улыбкой. – Позаботьтесь о своей безопасности, никуда не ходите в одиночку и берегитесь ловушек. Если месье де Сен-Морис думает, что вам известно что-то такое, что может повредить ему самому или его госпоже, то он вполне может принять меры для вашего устранения. Возможно, было бы мудрее с вашей стороны все-таки согласиться на его предложение.

Шеф полиции бросил быстрый взгляд на своего подчиненного, но тот только молча улыбнулся. Тогда месье де ла Рейни достал из лежащего перед ним на столе закрытого портфеля лист бумаги.

– Не знаю, есть ли тут связь с нашим делом, но вот что обнаружил сегодня в одной из исповедален иезуитской церкви на улице Сент-Антуан один иезуит. Это анонимная записка без адреса и даты, в которой говорится о том, что планируется убрать одну высокопоставленную особу, предположительно самого короля. Это может быть как ловушка, шутка, ложный след, так и нечто очень важное. Точно так же, как и со смертью мадемуазель Жакетты: она могла умереть просто по глупости или же за ее трагедией скрывается что-то еще, и даже те бессмысленные слова, которые она произнесла перед самой смертью, бедное дитя, могут все же оказаться не лишенными смысла.

– Хотелось бы в это верить, месье.

– Эта записка о короле может ничего не значить. Тут еще кое-что случилось, – продолжил месье де ла Рейни. – Мы арестовали некую мадам Пулайон, Маргерит де Жеан, молодую вдову. Видите ли, мы снова открыли «Горшок лилий» и постарались придать лавке такой вид, как если бы Босс по-прежнему занималась делами. И что же, эта бедная дурочка пришла прямиком в нашу ловушку. Сейчас она ни жива ни мертва от страха и ничего не хочет рассказывать. Но, надеюсь, скоро я ее разговорю.

– Что у нас против нее есть?

– Только внезапно умерший старый муж и разгильдяй-любовник, которого она содержала на средства из сундуков этого самого мужа.

Затем месье де ла Рейни показал Дегре упомянутый листок бумаги, который иезуиты нашли в одной из исповедален, и отметил, что священники не имеют ни малейшего понятия, кто из прихожан его оставил. В тот день именно эту исповедальню посетило несколько дам, и все они заявили, что ничего не знают о записке.

На пахнущем бергамотом листочке с позолоченным обрезом по-английски было написано: «Дело становится слишком опасным. Ни слова больше. Я не хочу участвовать в охоте на столь величественного зверя. Помните о трудностях этого предприятия. Не только Франция, но и вся Европа будет потрясена и взбудоражена. Вы слишком честолюбивы, слишком мстительны. Вы никогда не смогли бы сделать так, чтобы это стоило моих усилий».

– Месье, вы думаете, что речь здесь идет о каком-то заговоре против короля? – спросил Дегре. – Почему же тогда записка на английском языке? Может, она касается короля Англии?

Месье де ла Рейни пожал плечами.

– Похоже на женскую писчую бумагу и почерк вроде женский. Было бы необъяснимой беспечностью со стороны человека, вовлеченного во что-то серьезное, оставить ее в исповедальне, поэтому я склонен считать ее уловкой, чтобы сбить нас со следа. У меня есть список дам-прихожанок этой иезуитской церкви, и среди них мадам де Суассон и мадам де Буйон. Кстати, я слышал, этот месье де Сен-Морис часто бывает в отеле де Суассон.

– Это естественно, полагаю, ведь мадам де Суассон в родстве с Савойским домом.

– И к тому же вдова, – сухо отметил шеф полиции. – Вы замечаете, дорогой Дегре, насколько часто в ходе этого расследования мы имеем дело с вдовами. Также мадам де Суассон – это Олимпия Манчини, одна из племянниц кардинала Мазарини, итальянка. Связь между этими людьми достаточно очевидна.