Владимир Сорокин - Сердца четырех

– Здорово, – Ребров потрогал губу, – Москва, Дорогомиловская, дом 42.

– Есть, товарищ подполковник, – сержант включил передачу, машина тронулась.

– Как Дорогомиловская? – удивленно наклонилась вперед Ольга. – Зачем же?

Ребров строго посмотрел на нее.

– Я не могу! Я не смогу! Господи! – она закрыла лицо руками.

– Волга впадает в Каспийское море, – сухо произнес Ребров.

Ехали молча. На Большой Дорогомиловской свернули во двор и стали…

– Жди здесь, – сказал Ребров шоферу, быстро вылез из машины и открыл заднюю дверь. – Прошу.

Ольга выбралась из машины и побрела к подъезду. В лифте она разрыдалась.

– Ольга Владимировна, я прошу вас, – Ребров взял ее за руки, – я очень вас прошу.

– Ну зачем! За что мне… Господи, я не могу! – трясла она головой, – все же хорошо… ну, зачем?!

– Вы же все, все понимаете, вы помните 18 на раскладке, милая, мне самому тяжело, но мы на пути, и теперь так легко сорваться, разрушить все. Возьмите себя в руки, прошу вас, не губите наше дело. Мы не можем себе позволить расслабиться. Расслабиться – значит погибнуть, погубить других. Ну! – он встряхнул ее за плечи.

– Да, да, – всхлипнула Ольга, доставая платок, – погибнуть…

Они вышли из лифта, она вытерла лицо и Ребров позвонил в квартиру 165.

– Я не приказываю, я прошу, – сказал он.

Дверь открыл Иванилов. Он был в байковой рубахе, кальсонах и тапочках на босу ногу.

– В самый, самый раз, – заулыбался он, пропуская их в тесную переднюю, – а я вот это, съезд показывают, и там Ельцин им дает… В квартире громко звучал телевизор.

– Лезут на него, понимаешь, а он их глушит! Во, во… полозковцы. Может, чаю?

– Мы торопимся, Петр Федорович, – сухо сказал Ребров, расстегивая шинель на Ольге.

– Как знаете, – Иванилов выключил телевизор, открыт комод.

Ребров повесил шинель Ольги на вешалку, она сняла фуражку и прошла в маленькую смежную комнату. Иванилов вынул из комода серую папку, положил на стол.

– И поаккуратней, Петр Федорович, – Ребров прошел на кухню, посмотрел в окно. – У нас сегодня тяжелейший день.

– Все понял, – Иванилов с улыбкой вошел в смежную комнату и запер за собой дверь. Окно в комнате было плотно зашторено. Сидя на узкой кровати в углу, Ольга снимала сапоги.

Посередине комнаты стояло старое зубоврачебное кресло, над изголовьем которого был укреплен на столе стул с круглым отверстием в днище. Иванилов проворно разделся догола, положив одежду на угол кровати:

– Светлана Викторовна, давайте помогу.

– Отойдите! – дернула головой Ольга. Он отошел и встал возле кресла, поглаживая себя по плечам. Она разделась и села в кресло. Иванилов влез на стол, сел на укрепленный стул, спиной к Ольге. Его зад просунулся в отверстие, навис над Ольгиным лицом.

– Только не быстро, – произнесла Ольга, крепко берясь за подлокотники.

– Само собой… – Иванилов напрягся, шумно и протяжно выпустил газы в лицо Ольги. Она открыла рот, приложила к его анусу. Иванилов стал медленно испражняться ей в рот, тихо кряхтя. Ольга судорожно глотала кал, часто вдыхая носом. Голые ноги ее дрожали.

– Все, – пробормотал Иванилов, приподнимаясь. Ольга сползла с кресла на пол и замерла, всхлипывая и громко дыша.

– Все, все, – Иванилов слез со стола на пол, стал одеваться. – какой сегмент?

Ольга не ответила.

– Ну, я тогда там… – он оделся и вышел из комнаты.

Ребров пил молоко на кухне.

– А какой сегмент-то? – громко спросил Иванилов. Ребров поставил стакан, вошел в комнату:

– Восемнадцатый.

– Так. Восемнадцатый, – Иванилов выдвинул нужный ящик сегментной картотеки, достал след.

– И пожалуйста в двух экземплярах.

– Хорошо, хорошо.

Иванилов вынул из папки две разметные сетки, приложил след и обвел.

Вошла Ольга, застегивая китель.

– Как вы? – приблизился Ребров. Она покачала головой. Он вынул носовой платок, вытер ее коричневые губы:

– Все будет хорошо.

– Сделано, – Иванилов убрал след и папку и тут же включил телевизор. – Интересно, продавит он собственность?

Ольга пошла одеваться. Ребров взял сетки, сложил, спрятал в карман.

– С другой стороны, колхозников тоже понять надо, – усмехнулся Иванилов. – Работали, работали, понимаешь, а тут – на тебе!

– До свидания, Петр Федорович, – проговорил Ребров, и они с Ольгой вышли. В лифте Ольгу вырвало.

– Легче всего! Легче всего дать волю эгоизму! – воскликнул Ребров. – Давайте! Показывайте, какая вы гордая! Какая самостоятельная! Демонстрируйте! Как вы презираете всех! Как плюете на остальных! Ну! Демонстрируйте!

– Я… нет… – шептала Ольга, прижавшись лбом к стенке кабины.

Ребров схватил ее под локоть, вытолкнул из лифта:

– Идите! Гордитесь собой!

Они сели в машину.

– Поехали на шестой склад, – сказал Ребров, закуривая.

– Есть, товарищ подполковник.

Когда черная «волга» подъехала к военкомату, было уже темно. Машина Реброва стояла на месте. Штаубе и Сережа спали в ней, привалившись друг к другу.

– Перегрузишь в мой багажник, и свободен, – приказал Ребров сержанту, вылезая из «волги». Ольга постучала в заднее стекло «Жигулей»:

– Ау!

Штаубе проснулся, открыл дверь, она села на переднее сиденье:

– С добрым утром, милые.

– Как? – морщась, спросил Штаубе.

– Отлично! – радостно шепнула она. – Вон, смотрите.

Штаубе оглянулся. Сержант подносил к «Жигулям» металлический ящик.

– Става Богу.

Ребров захлопнул багажник, сел за руль:

– Здравия желаю, Генрих Иваныч.

– Дали? 48?

– 48, – Ребров завел мотор. – Вы не замерзли здесь?

– А я дважды заводил. Погодите, а как с Клоковым? А Басов что? Выписку нашли сразу?

– Сразу! – Ребров посмотрел на Ольгу, они засмеялись. – Сразу!

– А этот говнюк, Сотников, торговался?

Ребров с Ольгой засмеялись громче.

– Погодите, чего вы ржете, расскажите толком? Мне к Коваленко ехать?

Сережа проснулся, громко зевнул:

– О-о-ой… холодно… а Олька где?

– Я здесь, милый. Спи.

– Я есть хочу.

– Да, – посерьезнел Ребров, – есть. Нам всем пора пообедать. А точнее – поужинать.

– Может – к Михасю? – предложила Ольга. – Жутко в баню хочу.

– К Михасю? Без звонка? – потер лоб Ребров.

– Именно – без звонка! – Штаубе надел шапку. – Да эта сволочь должна вам в любое время суток жопу лизать, не разгибаясь! Поехали.

Они сидели за столом в пустом банном зале с мраморными колоннами и бассейном. Ребров и Штаубе были в простынях, Ольга и Сережа – голыми. Официант принес десерт и шампанское.

– За удачное, – пробормотал разомлевший Ребров.

Чокнулись и выпили.

– Еб твою… – Штаубе поморщился, взял бутылку. – Полусладкое. Вот пиздарванцы. Человек!

Подошел официант.

– Что это за говно ты нам принес? На хуй нам полусладкое? У вас что, нормального шампанского нет?