Владимир Сорокин - Сердца четырех

Михась стал нехотя раздеваться.

– Я с ним не буду! – мотнула головой Наташа.

– Еще как будешь! – Штаубе схватит ее за волосы. – Отсосешь по-смачному, с проглотом, да еше спасибо скажешь!

– Я не буду! – дернулась Наташа.

– Будешь! Будешь! Будешь! – Штаубе стал бить ее по лицу.

Она разрыдалась.

– На колени, тварь! – Штаубе толкнул ее к голому Михасю.

– Соси у него! Живо! Я дважды не повторяю, Пизда Ивановна! Ну! – он замахнулся бутылкой, расплескивая ликер.

Всхлипывая, Наташа встала на колени. Михась подошел к ней, она стала сосать его член.

– Давно бы так, – Штаубе отхлебнул из бутылки.

– Бывают же такие волосатые мужики! – усмехнулась Ольга.

– А ей вкусно? – Сережа кинул в Натащу корку от мандарина.

– Еще бы! – серьезно кивнул Штаубе.

Вошел официант с мороженым.

– Поставь… – пробормотал Михась.

– Мне, мне! – закричал Сережа.

– И мне! – подняла руку Ольга, – И мне, – устало выдохнул Ребров.

– И мне! – потянулся Штаубе.

Официант раздал мороженое и вышел.

– Другое дело… – Штаубе плеснул ликера в розетку с мороженым, попробовал, – всем рекомендую.

Ольга и Сережа подплыли к нему, он налил им ликера, посмотрел на Михася с Наташей:

– Не увлекайтесь, друзья. Покажи-ка нам своего Котовского.

Наташа отстранилась, Михась повернулся, показывая член.

– Не слабый банан! – пьяно хохотнула Ольга.

– У Фарида меньше? – Сережа ущипнул ее за грудь.

– Вполне достойная елда! – кивнул Штаубе. – Молодец! Теперь ставь ее раком! Давай!

Стоя на коленях, Наташа наклонилась, Михась пристроился сзади.

– И поактивней! – подсказала Ольга.

– Что? – поднял голову Ребров. – Стоп! Стоп! Быстро! Быстро!

Он неловко вылез из бассейна, поскользнулся, упал на бок:

– Быстро! Кольца! Уберите этих, уберите!

– Вон отсюда! Вон отсюда! – закричал Штаубе. – Живо! Убью!

Михась и Наташа схватили одежду и выбежали.

– Что такое? Витя? – Ольга выбралась из бассейна.

– Кольца! Кольца! – Ребров пополз к стоящее в углу ящику.

– Какие кольца? – Штаубе двинулся за ним, опираясь руками о пол и подтягивая ногу.

Ребров набрал шифр замка, открыл ящик, снял ипрос, повернул рычаг поперечной подачи и рассмеялся.

– Что стряслось? – Штаубе заглянул в ящик.

– Мне показалось… что я кольца снять забыл…

– Устал ты, Витя. Намучился, – Ольга поцеловала его в плечо.

– Бывает… – Штаубе отполз.

– Тебе выспаться нужно, – Ольга гладила мокрую голову Реброва, – пошли наверх? Баиньки?

– Наверх? – он уронит голову ей на плечо. – Двинулись… но ящик, все со мной… все со мной… рядом чтоб…

– Конечно, милый.

На дачу вернулись только к часу дня. Ольга с Сережей отправились в спортзал. Ребров со Штаубе – в мехмастерскую.

Штаубе сразу же выточил на токарном станке полукольцо, смерил ключом:

– Стандарт.

Ребров открыл ящик, снял ипрос, повернул рычаг поперечной подачи и осторожно вытянул стержень №1 из паза.

– Ух, ты! – Штаубе восторженно покачал головой. – Ведь умеют же, сволочи, если надо!

Ребров надел на стержень кольцо, вставил полукольцо, оттянул пружину. Затвор щелкнул и встал на место. Ребров вставил стержень в паз, закрепил рычагом, перевел рейку на 9, протянул руку. Штаубе подал ему гнек, Ребров вставил его в шлицевой замок и стал медленно поворачивать.

– Легче, легче! – зашептал Штаубе, Ребров повернул гнек до конца, тельмец соскочил с колодки, вошел в челночную капсулу. Штаубе подал иглу. Ребров ввел ее в концевое отверстие, перевел рейку на 2. Челночная капсула опустилась на параклит. Ребров тут же повернул и вынул гнек.

– Слава тебе, Господи! – Штаубе перекрестится, со вздохом взялся за сердце. – Ой… С вашими фокусами, Виктор Валентиныч, все здоровье растеряешь…

– Отлично, отлично! – Ребров подошел к промежуточному блоку, открыл, спустил предохранитель, вставил гнек в патрон, включил. Гнек завращался, венчик его раскрылся, вольфрамовый шарик исчез в патрубке.

– Вот на что денежки народные переводятся, – Штаубе склонился над ящиком. – Мерзавцы! А протез нормальный сделать не могут.

– Все отлично, Генрих Иваныч! – возбужденный Ребров вытянул из паза стержень №2. – Дайте только до фундаментов добраться. Будет вам и белка, будет и протез. Точите полукольцо.

Ольга слезла с тренажера, пощупала спину:

– Третий пот. Хватит. Сережа, отбой.

Сережа качался на «Дельте».

– Оль, а я тоже на «Геркулесе» хочу.

– Стоп, стоп! Тебе еще рано. Шведская стенка, лыжи, кольца – вот, что тебе нужно. Слезай.

Ольга потрогала его спину.

– Мокрый, как мышь. Три минуты со скакалкой – и в душ.

Попрыгав, они вошли в душевую, разделись и встали под душ.

– Ну, а потом что было, после чемпионата СССР? – спросил Сережа.

– Скандал был. Я великой Стрепетовой дорогу перешла. Она – шестикратная чемпионка страны, двукратная чемпионка мира, олимпийская чемпионка, а я – двадцатилетняя девка, год назад норму мастера выполнила. У нее муж кагебешник, дача, две машины, блат в Федерации, в Госкомспорте. А я – третьекурсница запиханного Лестеха, девочка из Норильска, живу в общаге, в Москве ни одного знакомого, вся жизнь: тир, спортзал, общага, тир, спортзал, институт. А дальше – круче: спартакиада народов СССР, накануне Олимпиады, она стреляет: 559. Я вышла: 564! Новый рекорд страны. В Федерации на рога встали. Данилин: включить Пестрецову в Олимпийскую сборную, Комаров: рано, молода, нет опыта, не комсомолка, подведет команду, морально неустойчива, хуе-муе. Проголосовали поровну, отложили на неделю, Стрепетова Комарову истерику устроила, орала: или я, или она. Очко у нее тогда сильно заиграло: ей 29, пик давно прошел, последний чемпионат мира она Анжелике Форстер просрала, в Риме вообще в тройку не вошла… – Ольга закрыла воду, взяла полотенце. – Вот. Такова ситуэйшен. Неделя идет, надо что-то делать, а у меня руки опустились, хули; она Комарову в уши надует, он Федерацию обработает, проголосуют против, и пиздец. А тут Милка Радкевич из Киева проездом, пошли с ней в «Метелицу», выпили, попиздели, и она мне: Оленька, не бзди, бери коньячевского, поезжай к Жабину.

– Это кто? – Сережа закрыл воду.

– Второй человек в Федерации после Комарова. Жуткий бабник, мне Милка все про него рассказала. Он, когда ленинградское «Динамо» тренировал, перееб там всю команду. Ну, я тогда целеустремленная была, а про Олимпиаду вообще, как подумаю – сердце останавливается. Думаю, если не включат в сборную – брошу все на хуй, в деревню уеду учителем физкультуры. Звоню Жабину: так и так, хуе-муе, Виктор Сергеич, хочу посоветоваться. Он сначала не просек: а что же ваш, говорит, Данилин? Я говорю: Виктор Сергеич, Данилин тренер классный, а как человек – ни рыба, ни мясо. Он ржет: приезжай. Купила «Камю», приехала. Жена на сборах, дочь на даче. Выпили, стал меня трахать: хуище толстенный, кривой, в рот не помещается. Вазелином мне жопу смазал, шепчет: Оленька, я кончаю всегда только в попку. Полез. Я ору в подушку, как резаная, он ревет, как буйвол. Проебал меня до кишок, выпили шампанского. Говорит: о’кей, я с ребятами потолкую, а ты срочно заявление в комсомол подавай. Так и сделала. А через неделю голосование – и я в сборной. Ну, про Олимпиаду ты все знаешь, – она сняла с крючка халат.