Владимир Сорокин - Сердца четырех

Он прыгнул вниз на снег. Его подхватили, помогли встать.

Штаубе вытер вспотевшее лицо платком:

– Стол.

Принесли стол, накрыли белой скатертью.

– Ключ.

Подошла старушка, развязала узелок, вынула и передала ключ. Штаубе отпер несгораемый шкаф:

– Вынимайте, кладите на стол.

Из шкафа вынули верхнюю половину распиленного трупа мужчины и положили на стол.

– В бараке его прозвали Гундосом, – заговорил Штаубе, вглядываясь в бледное лицо трупа, – всю жизнь он страдал тяжелой формой гайморита. Стамеску мне и молоток.

Ему передали узкую стамеску и деревянный молоток.

Несколькими ударами Штаубе вскрыл гайморовы полости на лице трупа. Из пробоин медленно потек зеленоватый гной.

– Левая и правый! – громко сказал Штаубе. Слева к столу подошла девушка, справа подошел юноша. Они быстро разделись догола. Наклонившись над трупом, Штаубе высосал гной из левой гайморовой полости, подошел к девушке, прижался губами к ее губам и выпустил гной из своего рта ей в рот. Затем он высосал гной из правой гайморовой полости трупа, подошел к юноше и выпустил гной ему в рот.

– Передавайте, – сказал Штаубе и пошел сквозь толпу к служебному входу. Две очереди стали выстраиваться к юноше и девушке. У служебного входа стояли грузчик и продавщица.

Расступившись, они пропустили Штаубе в полутемный коридор. Ребров протянул ему бутылку с раствором марганцово-кислого калия. Штаубе схватит бутылку, отхлебнул, тщательно прополоскал рот и выплюнул.

– Веревки не выбрали, – сказал Ребров.

– Я не Олег Попов! – раздраженно ответил Штаубе и, полоща рот, двинулся по коридору.

– Я предупреждал, – Ребров пошел за ним, разминая папиросу. Продавщица и грузчик заперли дверь на задвижку.

– Направо, Генрих Иваныч, – подсказал Ребров, и они вошли в помещение, уставленное бочками с солениями. В углу над двумя раскрытыми посылками сидели, закусывая, Ольга, Сережа и Якушев.

– Блядь! – Штаубе швырнул бутылку в угол. – Весь рот себе сжег… Он сбросил камень с крышки бочки, двинул крышку, зачерпнул в пригоршню капустного рассола и жадно выпил.

Продавщица заперла дверь и опустилась на колени. Грузчик расстегнул ватник, задрал грязный свитер. На его животе и груди были следы недавно заживших ожогов. Продавщица всхлипнула и беззвучно заплакала.

– Да… антипоследнее… – Штаубе взял у Сережи надкусанный батон салями, откусил.

– Что теперь показывать, – усмехнулся Якушев, жуя галету.

– Одежда? – спросил Ребров у продавщицы. Она показала на деревянный ящик в углу.

– Генрих Иваныч, займитесь одеждой, – Ребров дал грузчику 100 долларов, вынул из бумажника дестнитку, встал на колени перед продавщицей, надел одну петлю на два ее передних верхних зуба, другую петлю – на два передних верхних своих.

Сережа подошел, завел шарие и осторожно опустил на еле заметную дестнитку. Шарие покатилась по дестнитке, слабо жужжа.

– Ахаран, ахаран, ахаран, – произнес Ребров, не двигая зубами.

– Хатара, хатара, хатара, – ответила продавщица. Шарие подкатилась к ее губе, затем двинулась назад к губе Реброва.

Штаубе вынул из ящика ворох одежды, снял с себя форму полковника и переоделся в свитер и шерстяные брюки.

– Агаках, агаках, агаках, – произнес Ребров.

– Ханака, ханака, ханака, – ответила продавщица. Шарие подкатилась к середине дестнитки, затем двинулась к губе продавщицы. Штаубе надел полушубок, валенок и шапку-ушанку.

Дверной замок слабо щелкнул, дверь распахнулась, отбросив продавщицу. В помещение ворвались четверо с автоматами, в бронежилетах:

– КГБ! Всем лежать!

Ребров, грузчик, Якушев и продавщица повалились на пол. Штаубе поднял руки вверх.

– На пол! – его толкнули, он упал, оттопырив ногу, Ольга прижала к себе Сережу, ущипнув его:

– Милые! Милые! Они украли нас с сыном! Они мучили нас! Господи!

– Мамочка! Мамочка! – зарыдал Сережа, обняв ее за шею.

Вошли еще двое с пистолетами и наручниками.

– Арестуйте, свяжите их скорее! Скорее! – рыдала Ольга, заслоняя Сережей сумку. – Там еще трое! В кабинете товароведа! Они пошли пить! Скорее!

– Успеем, – спокойно произнес человек в кожаной куртке, с пистолетом, – только сначала отпусти сопляка. Ты ему такая же мама, как я папа. Считаю до одного.

Сережа отошел в сторону.

– А теперь – на пол, руки за голову.

Ольга легла на мокрый от рассола пол. Всем, кроме Сережи, надели наручники.

– Новиков со мной, остальные к товароведу, – приказал человек в кожаной куртке. Один автоматчик остался с ним, остальные вышли.

– Иглы что ли? – человек в кожаной куртке кивнул на ящик с одеждой. Автоматчик повернулся к ящику, человек в кожаной куртке выстрелил ему в затылок. Автоматчик упал. В коридоре раздалась длинная автоматная очередь.

– Ага, – человек в кожаной куртке навел пистолет на дверь.

– Полет, – раздалось за дверью.

– Союз, – ответит он, впуская автоматчика. – Ну?

– Есть такое дело! – нервно улыбнулся автоматчик и дал очередь ему в лицо. Кровавые клочья брызнули на стену, человек в кожаной куртке упал, успев выстрелить. Автоматчик вытащил из кармана его куртки ключ, подмигнул Сереже:

– Щас сделаем… Где наши?

Сережа показал на Реброва, Ольгу и Штаубе. Автоматчик кинул ключ Сереже и тремя короткими очередями пристрелил Якушева, грузчика и продавщицу.

– Зачем Галю?! – Ольга приподнялась на колени. – Патроны девать некуда? Мудак! Тьфу! – она плюнула в автоматчика.

– Уходите через зал, на заднем и в винном все обложено, – пробормотал автоматчик, сменил рожок и выбежал. Сережа снял с Ольги наручники, вдвоем они освободили Реброва и Штаубе. Из пробитой бочки тек капустный сок, шарие каталось по полу, мягко жужжа.

– Ой… не могу, простите… – Штаубе шагнул в угол, расстегнул брюки и присел, подхватив полы полушубка. Его прослабило. Ребров поднял шарие, сиял с зубов продавщицы дестнитку:

– Тогда быстро.

– Какой гад! – Ольга вынула пистолет из сумки, сунула за пояс, запахнула шубу. – Вот вам и Злотников!

– Злотников пашет на Пастухова, – Штаубе палкой поддел слетевшую с головы грузчика вязаную шапочку, подтерся ей. – Один говнюк напиздел, а другие поверили…

– Быстро! Быстро! – Ребров выглянул за дверь. Штаубе подтянул штаны, захромал к двери. Они вышли и двинулись по коридору. Возле кабинета товароведа лежали убитые автоматчики и человек в штатском. Чуть поодаль лежала полная продавщица в белом халате со страшнои рубленой раной в пол-лица: ее пальцы сжимали кусок арматуры, ноги в войлочных ботинках слабо подрагивали, подплывая мочой. Возле двери в зал стояли автоматчик и молодая продавщица с окровавленным топором в руке.

– Давайте, пока они не прочухались, – автоматчик оттянул дверную задвижку. Ольга плюнула ему в лицо.