Эжен Сю - Вечный жид

Легко понять после этого предисловия, какие чувства волновали каждого из действующих лиц этой сцены.

Княгиня сидела в большом кресле у камина.

Аббат стоял возле него.

Доктор Балейнье за письменным столом перелистывал биографию барона Трипо.

Сам барон, казалось, внимательно изучал картину на библейский сюжет, висевшую на стене.

– Вы желали меня видеть, тетушка, чтобы побеседовать о каких-то важных делах? – спросила Адриенна, прерывая воцарившееся при ее входе неловкое молчание.

– Да, мадемуазель, – ответила княгиня очень строго и холодно, – дело весьма важное и требует серьезного разговора.

– Як вашим услугам… Не перейти ли нам в библиотеку?

– Незачем. Мы будем говорить здесь. – Затем, обращаясь к маркизу, доктору и барону, княгиня прибавила: – Прошу вас садиться, господа.

Мужчины сели около стола.

– Помилуйте, тетушка, но какое дело этим господам до нашего разговора? – с изумлением спросила Адриенна.

– Это старые друзья нашей семьи. Их интересует все, что касается вас, и вы должны с благодарностью принимать и выслушивать их советы…

– Я не сомневаюсь, тетушка, в искренней любви к нашей семье маркиза д'Эгриньи; еще меньше подлежит сомнению бескорыстная преданность господина Трипо; доктор – один из моих старых друзей, все это так… Но прежде чем согласиться, чтоб они были зрителями или, если вам угодно, поверенными нашей беседы, я желала бы знать, о чем пойдет речь.

– Я думала, что среди всех ваших странных притязаний вы хоть одним владеете по праву. Вы выдавали себя за особу смелую и прямую.

– Ах, тетушка, – с насмешливым смирением проговорила Адриенна, – я не больше претендую на прямоту и смелость, чем вы на искренность и доброту… Примиримся раз и навсегда на том, что мы именно таковы, какими являемся на самом деле… без всяких претензий.

– Положим, что так, – сухо сказала княгиня. – Я ведь давно привыкла к выходкам вашего независимого ума. Но мне кажется, если вы так смелы и прямы, как утверждаете, то вы, верно, не побоитесь сказать в присутствии этих господ, достойных уважения, то, что сказали бы мне наедине…

– Значит, я должна подвергнуться настоящему допросу? По поводу чего?

– Никакого допроса нет. Поскольку я имею право заботиться о вас и так как я слишком долго потворствовала вашим капризам… я решила положить конец всему этому. Все и так слишком затянулось. Я хочу теперь же, в присутствии наших друзей, заявить вам свое непоколебимое решение относительно будущего… У вас до сих пор ложное и весьма неполное представление относительно той власти, которую я над вами имею.

– Уверяю вас, что у меня об этом нет никакого представления, ни правильного, ни ложного: я никогда об этом не думала.

– В этом я виновата. Я должна была, вместо снисходительности ко всем вашим фантазиям, дать вам почувствовать свою власть. Но теперь наступило время, когда вы должны будете покориться. Строгое порицание друзей вовремя открыло мне глаза… Вы обладаете независимым, решительным и цельным характером. Нужно, чтобы он изменился, вы слышите? И он изменится – хотите вы того или нет, в этом я вам ручаюсь.

При этих словах, высказанных так резко в присутствии посторонних людей, Адриенна с гордостью подняла, было, голову, но затем сдержалась и возразила, улыбаясь:

– Вы говорите, тетушка, что я изменюсь… Что ж тут удивительного? Случались более странные… превращения?

Княгиня закусила губы.

– Искреннее обращение никогда не бывает странным, мадемуазель, – холодно заметил аббат, – напротив, оно заслуживает похвалы и достойно подражания.

– Подражания?.. Ну, не всегда, – возразила Адриенна, – а если недостатки превращаются… в пороки…

– Что хотите вы этим сказать? – воскликнула княгиня.

– Я говорю о себе, тетушка! Вы мне ставите в вину, что я независима и решительна… Что, если я сделаюсь злой и лицемерной?.. Нет, знаете… я лучше останусь со своими маленькими недостатками… Я к ним привыкла… и даже люблю их, как избалованные дети… Я знаю, что имею, но не знаю, что могла бы приобрести!..

– Однако, мадемуазель Адриенна, – нравоучительно и самодовольно заговорил барон Трипо, – вы не можете же отрицать, что обращение…

– Я вполне уверена, что господин Трипо – знаток в обращении всеми способами любой вещи в выгодную аферу, – сухим и презрительным тоном оборвала его Адриенна: – но этого вопроса он не должен касаться!

– Однако позвольте, сударыня, – возразил финансист, черпая мужество во взгляде княгини, – вы, кажется, забываете, что я ваш опекун… и могу…

– Действительно; и я даже не знаю, почему господин Трипо имеет честь быть моим опекуном, – с удвоенным высокомерием продолжала Адриенна, не глядя на барона. – Но дело здесь не в разгадывании загадок, а я желала бы знать истинную причину этого собрания. Что это значит, тетушка?

– Сейчас узнаете, мадемуазель, я объясню все ясно и точно. Сейчас вы узнаете, как вы с этих пор должны себя вести; а если вы вздумаете противиться моим требованиям, уважать и исполнять которые вы обязаны… то я посмотрю, что мне делать…

Невозможно передать властность и резкость тона княгини, которые должны были, конечно, вызвать бурный взрыв негодования в молодой, самостоятельной девушке. Однако Адриенна, может быть, наперекор ожиданиям тетки, сдержалась и, вместо того чтобы ответить резкостью, пристально на нее взглянула и промолвила, улыбаясь:

– Да это настоящее объявление войны! Право, становится даже забавно…

– Тут дело не в объявлении войны, – грубо заметил аббат, задетый тоном и словами мадемуазель де Кардовилль.

– Ай-ай-ай, господин аббат, – возразила Адриенна, – для бывшего военного вы слишком строго относитесь к шутке… А ведь вы войне обязаны многим… Благодаря ей вам удалось командовать французским полком после того, как вы так долго воевали с Францией в рядах ее врагов… конечно, с целью изучить их слабые стороны!..

При этих словах, напомнивших ему о вещах неприятных, маркиз покраснел и хотел ответить, но княгиня его перебила, воскликнув:

– Однако, мадемуазель, это просто немыслимо!..

– Такая дерзость…

– Извините, тетушка, я сознаюсь в своей ошибке. Забавного тут нет ничего. Но любопытно очень… и даже, быть может, отчасти смело… а смелость я люблю… Итак, мы можем приступить к обсуждению образа поведения, которого я должна держаться под страхом…

Обращаясь к княгине, Адриенна прибавила:

– Под страхом чего, тетушка?

– Узнаете. Продолжайте.

– Я также сейчас при этих господах выскажу вам как можно более точно и ясно, к какому решению я пришла… Для того чтобы оно стало исполнимо, мне требовалось время, и я вам пока ни о чем не говорила… Вы знаете, я никогда не говорю: я сделаю это… И говорю: я делаю или уже сделала!