Томас Прест - Утро кровавого праздника

Еще они не хотели ее будить, потому что пока не пришел Чарльз Голланд. Они подумали, что возможно он придет скоро и им не нужно будет объяснять, куда он пропал. Все верили, что он решился предпринять какую-то рискованную операцию, и не сказал о ней своим друзьям только потому, что они стали бы отговаривать его от этого. Они были уверены в его отваге и высоком интеллекте, поэтому думали, что с ним ничего не случится и что он скоро появится в коттедже.

Эта их уверенность не была ошибочной, потому что через два часа Чарльз появился. Адмирал стал расспрашивать его о том, где он был. Теперь Чарльз оказался перед дилеммой, ведь он пообещал Варни ничего не рассказывать. Он отвечал на расспросы старика весьма уклончиво, подбирая слова и думая, что можно сказать, а что нельзя.

– По местам стоять! – закричал адмирал. – Что случилось с твоим языком, Чарльз? Ты был в плавании, провались я на этом месте. Поройся в судовом журнале и скажи нам что случилось.

– У меня было кое-какое приключение, – сказал Чарльз, – которое, я надеюсь, будет результативно и продуктивно для нас всех. Но я пообещал, возможно по неосторожности, что не буду рассказывать о том, что узнаю.

– Тю! – сказал адмирал. – Это затруднительное положение. Но если человек подписал контракт, он должен действовать в соответствии с ним. Я помню, как я когда-то отправился в Кандию [1] По-гречески: Гераклион, порт на севере Крита (прим. перев.) …

– Ха! – перебил Джек. – Это когда вы споткнулись о нактоуз [2] Ящик для судового компаса (прим. перев.) и упали, что произошло по причине чрезмерного употребления мадеры. Я тоже помню это, достаточно интересная история, да. Вы взяли конец каната и засунули в бушприт. А потом вы сказали: «Вставай, ты, неуклюжий бездельник.» Я думаю, вы сказали это Джеку Ингрэму, помощнику плотника, который спал. Как забавно!

– Этот негодяй доведет меня до абордажа, – сказал адмирал, – в том, что он говорит нет ни слова правды. Я никогда в жизни не был пьян, все об этом знают. Джек, отношения между мной и тобой становятся серьезными, мы должны расстаться, и навсегда. Я тебе уже говорил, что ты забыл разницу между ютом и камбузом. Я серьезно, ты выписан из корабельных книг, и с тобой покончено.

– Очень хорошо, – сказал Джек, – я готов. Я покину вас. Вы думаете, я хочу вас терпеть? До свидания, старый чурбан. Я покину вас, чтобы вы успокоились, но когда костлявая и безносая старуха-смерть придет к вам и вы не сможете стряхнуть ее такелаж, вы спросите: «Где же мой Джек Прингл?» Да, именно так вы и скажете. А затем эхо повторит это имя. Но никто не будет знать где он!

Джек повернулся на пятке и прежде чем адмирал смог ему ответить, покинул это место.

– Каков подлец, а? – несколько растерянно сказал адмирал. – Я и не думал, что он поймает меня на слове.

– Но вы же не это имели в виду, дядя? – сказал Чарльз.

– Какое тебе дело, увалень, до того, имел я это в виду или нет, ты, сухопутная швабра? Конечно я ожидал, что все покинут старый корабль, крысы и весь экипаж, а теперь вот и Джек Прингл ушел. Бродяга, разве он не мог остаться на борту и каждый вечер напиваться вдоволь? Разве он не говорил что хотел и не делал что хотел? Мятежный вор! Разве не он подло лгал вам, что я якобы когда-то драпал от французского корабля близ мыса Ушант [3] Мыс на острове на северо-западном побережье Франции (прим. перев.) , и разве я не стерпел этого? И теперь, эта черная неблагодарность…

– Но мой дорогой дядя, вы же сами прогнали его.

– Я не прогонял, ты же знаешь, что я никого не прогонял. Но я вижу в чем дело! Вам… никому из вас, лощеных аристократов не нравится бедолага Джек Прингл! А ведь лучший моряк никогда не ступал на палубу военного корабля!

– Но его пьянство, дядя?

– Это наглая ложь! Я не верю, чтобы он когда-нибудь бывал пьян. Я уверен, что вы все это придумали. Он очень добродушный парень и любить подурачиться, чтобы поднять людям настроение.

– Но его нахальство, дядя. Его грубости по отношению к вам, его выдумки, его преувеличения?

– Стоп там, стоп там, не надо этого, господин Чарли! Джек никогда не стал бы делать ничего подобного. Я хочу сказать, что если бы Джек сейчас появился здесь, я бы подбодрил его и сказал, что он – хороший моряк.

– Тогда давайте пожмем друг дружке плавники, – сказал Джек, заглядывая в комнату, – вы что же думали, что я уйду от вас, старый вы крендель? Что бы стало с вами, хотел бы я знать, если бы я не менял вам пеленки? Вы, проклятый старый ребенок, что вы такое обо мне подумали?

– Джек, ты негодяй!

– Да? Продолжайте и называйте меня негодяем сколько хотите. Помните как пули пробивали наши головы?

– Помню, помню, Джек. Давай пожмем друг другу плавники, старик. Ты не однажды спасал мне жизнь.

– Это ложь.

– Это не ложь. Я говорю, что ты спасал.

– Пропадите вы пропадом!

Это была самая серьезная ссора, которую урегулировали эти два героя античности. На самом деле адмирал не мог обойтись без Джека, как не мог обойтись без еды. А что касается Прингла, то он и помыслить бы не мог об оставлении старого командующего эскадрой кораблей так же как не мог бы помыслить об (что бы здесь сказать?) оставлении рома.

Но старый адмирал так страдал от мысли, что Джек действительно покинул его, что, несмотря на то, что продолжал ругать его как обычно часто, больше никогда не заикался о вычеркивании Джека из корабельных книг. А что касается Джека, то и он не стал злоупотреблять этим, и пил не больше и не меньше обычного и обзывал хозяина «старым кренделем», когда это было возможно.

Венгерский аристократ в опасности. – В него стреляют и он показывает некоторые свои качества.

Венгр был очень обрадован не только новостью, которую получил от мальчика, но и мизерной суммой вознаграждения. Вероятно он даже не предполагал, что будет так легко узнать секрет местопребывания такого человека как Варни.

Он с нетерпением ждал вечера и в течение нескольких часов не выходил из гостиницы. Все это время он ничего не ел и не пил, несмотря на то, что это все входило в стоимость проживания.

Все это вызвало серьезные волнения и разговоры в гостинице. Эти волнения были настолько серьезными, что хозяин гостиницы послал за некоторыми старыми постоянными посетителями его заведения, заядлыми пропойцами, которые сидели здесь каждый вечер, предаваясь крепким спиртным напиткам, курительным трубкам и табаку, чтобы спросить их, что ему делать? (как будто у него была необходимость что-то вообще делать).

Но так или иначе, эти всезнайки, которые собрались по приглашению хозяина и сели в баре, с чем-то крепким перед каждым (на что расщедрился хозяин), не верили, что человек может приехать в гостиницу, согласиться платить четыре гинеи за жилье и при этом ничего не есть и не пить.