Владимир Малик - Тайный посол. Том 1

По соседству с нами жила богатая армянская семья. Варпет [54] Варпе́т (арм.) – мастер. Ованес Кероненц имел торговый ряд в городе и снаряжал большие караваны в Турцию. Он хорошо относился к моему отцу – не раз закупал у него большие партии готовых изделий всего цеха. С его сыном Хачиком мы были друзьями. А так как Кероненцы забыли свой язык и говорили по-турецки, то и я научился от Хачика и удивлял старого Ованеса хорошим турецким произношением.

Очевидно, это и побудило его взять меня к себе на службу, после того как я убежал из коллегиума и заявил отцу, что ни за что не вернусь туда. Я сопровождал Кероненца вместе с Хачиком и слугами в поездках по Валахии, Болгарии и Турции. За три года я трижды побывал за Балканами. С Хачиком мы жили, как братья, делили и хлеб и соль. Вместе стояли за прилавком, вместе читали Баки [55] Махму́д Баки́ (1526 – 1600) – турецкий поэт. и задушенного по повелению султана – Омера Нефи [56] Оме́р Нефи́ (1572 – 1635) – турецкий поэт-сатирик. , вместе скакали на ретивых конях, с саблей на боку и пистолетами за поясом, когда сопровождали караваны старого купца…

Не знаю, кем бы я стал к этому времени, если бы однажды не зазвучал над городом набат. С юга двинулись несметные турецкие полчища. Сам султан явился под стены Каменца.

Пока еще выходы из города были свободны, отец отправил мать, мою двенадцатилетнюю сестренку и дедушку, отца матери, в Винницу. А мне дал оружие, и мы пошли на городскую стену.

Началась осада.

Это был ад. Город оборонялся храбро, но не выстоял. Люди гибли, дома пылали в огне. На моих глазах погибли оба Кероненца – старый Ованес и Хачик, а потом и мой отец. Я похоронил их на чужом дворе, где уже ничего не осталось, кроме головешек.

Вскоре янычары ворвались в Каменец. Что творилось! Под ятаганами падали и стар и млад. Женщин связывали и тащили в неволю. Воины погибали в бою.

Судьба оказалась милостивой ко мне. Хотя я дрался рядом с другими, но не получил ни единой царапины. Вечером, когда пали последние польские знамена и оставшиеся в живых воины начали сдаваться победителям, я переоделся янычаром (их трупов было тоже достаточно вокруг) и прошел через вражеский лагерь. К утру уже был далеко по дороге на Винницу.

По пути я всюду видел разоренные села и хутора, трупы людей: татары, как саранча, прокатились по всему нашему краю. Я понял, что единственный выход для нас – бежать на Левобережье, под власть московского царя.

Забрав родных, я тронулся в путь. Мы шли ночами, прячась днем от татарских чамбулов. Мать, Стеша и дедушка не переставая плакали по отцу и даже не понимали, куда и зачем я их веду. По дороге к нам присоединялись такие же изгнанники-беженцы, и, когда мы возле Черкасс перебрались через Днепр, нас уже было около сотни человек.

Левобережье встретило нас приветливо, как родных. Лубенский полковник выделил пустырь над Сулой, который назывался Дубовой Балкой, и мы там до осени поставили хутор. Вместе с дедом построил я хату, распахал участок земли… Но, видно, не суждено мне было стать хлеборобом. Время было очень неспокойное, жестокое. Пришлось взять саблю в руки.

Молодежь шла в войско гетмана Самойловича. Я, оставив родных, подался в Запорожье – стал казаком. Ну, а оттуда уже судьба забросила меня сюда… Но об этом в другой раз. Должно быть, спать пора, Якуб-ага. Сейчас на дворе ведь глухая ночь.

Гремя кандалами, они легли на холодный пол. Якуб еще долго ворочался, вздыхал. А молодой Звенигора закрыл глаза и сразу крепко заснул.

Прошла короткая турецкая зима. Бесконечные беседы узников сократили ее еще больше. Якуб умел так красочно рассказывать, что Арсен, как наяву, странствовал с ним по безграничной Османской империи, заходил в темные хижины каратюрков и светлые просторные залы спахиев, в казармы янычар и в мрачные башни замков, бродил по шумным улицам и площадям Стамбула…

Так вроде бы меньше чувствовались голод и промозглая сырость подземелья, забывалось тягостное житье и не таким мрачным представлялось будущее.

Однажды вместо глухонемого надсмотрщика на пороге появился Осман и громко крикнул:

– Эй, ты, неверная собака, выходи!

Арсен встал, пожал Якубу руку и вышел во двор. Глаза больно резанул давно не виденный яркий солнечный свет. Прижмурившись, он поспешил стать в тень ореха, который уже покрылся молодой нежно-зеленой листвой.

Во дворе царила тишина. Осман куда-то исчез. Привыкнув к свету, Арсен оглянулся вокруг. Нигде никого.

Неожиданно с галереи прозвучал смех. Арсен поднял голову и встретился взглядом с Гамидом, который разговаривал с молодым, монгольского типа человеком в дорогой одежде.

Лицо Гамида исказила гримаса гадливости.

– Фу, какая грязная свинья! – скривился он, глядя на казака. – Взгляни, друг Ферхад, на это чудище. Не человек, а зверь! Оброс, как гяурский поп! Ногти на пальцах даже завернулись. А разит от него так, что и здесь дышать противно. И эта падаль хотела меня убить!

– Ну что ж, убей ты его, – спокойно произнес Ферхад, словно речь и вправду шла про какого-нибудь зверя.

– Убить мало! Смерть врага приносит наслаждение только тогда, если ты видишь его муки и страх, искажающий его лицо. Запах вражьей крови пьянит, как старое выдержанное вино! Я приберег этого гяура к твоему приезду, Ферхад-ага, чтобы потешить тебя необычным зрелищем… Эй, Осман, открывай клетку!

Арсен еще не знал, что приготовил для него Гамид, однако почувствовал в его словах смертельную опасность для себя. Оглядев двор и галереи, он убедился, что Гамид и его гость были единственными зрителями.

Значит, затевается кровавая потеха. Чтобы опасность не застала врасплох, стал спиной к ореху.

– А-а, боишься! – загоготал Гамид. – А мне говорили, что запорожцы и самого шайтана не боятся!

Что ему ответишь? Лучше промолчать.

Слева, под башней, послышался скрип петель. Стукнули деревянные дверцы. Арсен резко повернулся и увидел тело пятнистого барса. Зверь вышел из клетки, вмурованной в стену крепости, и остановился.

По телу казака пробежал холодок. Вот какое зрелище приготовил для гостя Гамид! Хочет натравить злого, голодного зверя на безоружного, изнуренного, закованного в кандалы человека!

Что делать?

Молниеносно замелькали мысли. Прыгнуть на дерево? Нет, это не спасет. Барс и там достанет. К тому же Гамид снимет с дерева стрелой или пулей. Бежать? Но куда? Все двери закрыты, ворота на замке… Вступить в единоборство с барсом? Именно на это рассчитывает Гамид. Но что это даст? Голыми руками зверя не возьмешь. Разве что схватить камень? Это хоть какое-никакое оружие! Острым камнем можно раскроить хищнику череп. А не лучше ли подождать? Может, зверь не нападет?