Якуб Брайцев - Среди болот и лесов (сборник)

Но утро в этот день наступило как-то необычно скоро – вдруг на юго-востоке занялась заря! Время и место для нее были необыкновенными. Вспыхнувший отблеск столь же внезапно исчез, затем снова появился; он ширился, поднимался все выше и выше. Не розовый, а багровый цвет был у этой зари! Постепенно свет далекого большого пожара достиг окраины деревни. В его лучах поблекли звезды, отчетливее обрисовались предметы на земле, а на противоположной окраине деревни еще более сгустилась темень. Как бы в ответ на стихийное бедствие, протяжно завыли дворовые псы. Деревня проснулась.

Встревоженные жители, наспех одевшись, выбегали из хат; слышались тревожные возгласы:

– Знать, Хотимск горит?

– Не, это левее, – похоже – панская постройка полыхает!

– Пойдем, братцы, поглядим! – крикнул один из мужиков.

– Куды тябе трясцы понясуть, – остановили его женские голоса. Крестьяне толпились на краю деревни; нетерпеливое любопытство смешалось у них с предчувствием чего-то недоброго.

Вдали на дороге показалась лошадь с санями. Вскоре донеслись веселые голоса седоков. Подъехав к толпе, они остановились, двое вылезли из саней, третий тронул лошадь и поехал дальше.

– Глянь! Наш Петрок звернувся с шахт! – воскликнул женский голос.

– И правда, ен!

– А это ж наш Стеся! – узнал кто-то другого шахтера. Оба они были явно навеселе.

– Чаго вы тут сядите? Там лавки отчинили, товару всякого нахватали, казенку разбили, гарелку пьють, из пипы спирт ведрами разносють, а вы спите! – крикнул в толпу один из приехавших.

– Я говорив, што надо сходить! – с убеждением произнес мужик, которого бабы удержали.

– Идем, братцы, – дружно подхватили в толпе. – Ведра возьмите, а то не во что спирт наливать, – посоветовала Лявониха. Мужики поспешно направились по дороге в Хотимск.

Местечко Хотимск стоит на левом берегу реки Бесядь. На той же стороне реки, на высоком месте, в густом старинном парке видны каменные хоромы князя Оболонского, а невдалеке от них возвышается труба винокуренного завода. Обширные луга, поля и за ними леса окружают усадьбу князя.

Столбовая дорога ведет из местечка на Людинку. Эта станция Риго-Орловской железной дороги – ближайшая к Хотимску и к целому ряду волостей юго-восточной части Могилевщины. Через Людинку уезжали по осени и возвращались летом шахтеры окрестных волостей. В этот год шахтерам пришлось возвращаться зимой, в Коляды.

Владельцы шахт юга, в ответ на революционные забастовки, объявили локаут. Масса уволенных шахтеров разъезжалась по домам и вместе с ними волна революционных событий докатилась и до Хотимска. В первых числах января 1906 г. в Хотимске все заезжие дома были переполнены шахтерами. Какого из них ждали дома с мечтой о хлебе, о справах. Нечем будет порадовать своих домашних, а женихам – своих невест! Мрачные мысли теснились в головах шахтеров; многие из них не спешили расходиться по домам, как бы чего-то выжидая, к чему-то готовясь.

Местные власти с беспокойством посматривали на шумные ватаги шахтеров. Торговцы запирали лавки, припрятывали свои товары.

Особенно тревожно чувствовало себя еврейское население. Волна погромов уже прокатилась по многим местечкам края, черная сотня и союз русского народа выжидали случая устроить погром и в Хотимске.

Черносотенцы решили использовать озлобление шахтеров и направить их недовольство в сторону ни в чем не повинных евреев.

Накануне ярмарки, которая ежегодно устраивалась 5-го января, подстрекаемые черносотенцами, толпы шахтеров стали грабить еврейские лавки.

Мелкий торговец Шевель Шифрин пытался уговорить разбушевавшуюся толпу, но был зверски убит.

Начавшийся погром в этот день удалось приостановить отряду самообороны. Этот отряд состоял из еврейской молодежи, организовавшейся заранее в Хотимске. В этот же день прибыл отряд самообороны, вызванный из местечка Костюковичи. Оба отряда составили группу в 50 человек, вооруженных нагайками, перевитыми проволокой, и десятком револьверов системы «Бульдог» и «Смит Вессон». Руководил самообороной Евсей Хаскин.

Убийство человека подействовало отрезвляющим образом на толпу шахтеров, выступление организованного отряда заставило их поостеречься кровавого столкновения, тем более что и местное русское население не только не принимало участия в погроме, но явно ему не сочувствовало.

В сумерки прибыл из уездного города Климовичи помощник исправника с отрядом вооруженных стражников в 20 человек. Казалось бы, теперь все могли быть спокойны!

Богатые торговцы встречали полицейский отряд с великой честью, называли их заступниками, спасителями. Прошел слух, что полиция прибыла по просьбе еврейского населения.

Жители местечка спокойно готовились всяк по-своему к завтрашнему дню ярмарки. Князь Оболенский также готовился в этот день, но его приготовления были несколько особенными: лакеи укладывали чемоданы, кучера готовили возки, одевали сбрую на лошадей, а сам хозяин отдавал спешные распоряжения дворецкому, ключнику, арендатору Евелю.

В самый разгар приготовлений к отъезду доложили князю о прибытии к нему с визитом помощника исправника Заволоцкого.

– Проси, проси! – обрадованно распорядился князь. – А! Очень рад, очень рад! – поднялся князь навстречу помощнику исправника, как только тот переступил порог его кабинета.

– Честь имею представиться, ваше сиятельство, помощник…

– Знаю, знаю, слышал о вас, господин Заволоцкий, – перебил князь, милостиво протягивая ему два пальца.

– Садитесь, прошу, – указал на кресло князь. Помощник исправника нерешительно присел на край кресла.

– Я, признаться, заждался вас, – с нотой недовольства говорил князь, усаживаясь в мягкое кресло. Лакей выжидательно стоял у двери.

– Афанасий, прикажи отложить сборы и подай нам чего-нибудь: с дороги господину Заволоцкому необходимо перекусить!

– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство! – вскочил помощник исправника, который, кстати сказать, успел уже «согреться» еще перед визитом к князю.

– Нет, нет, такой мороз, вы проехали с полсотни верст! Садитесь, будьте гостем! – радушно улыбался князь.

Лакей живо накрыл на столик. Заволоцкий выпил рюмку водки за здоровье хозяина, вторую – за здравие его семейства и поспешно закусывал.

Князь благодарил, посасывая трубку. Мягкий свет старинных канделябров освещал обширный кабинет, золотил бархат мебели, портьеры, разливался по паркету. На стенах блестели золотые рамы картин, фамильных портретов, серебрились узоры богатого оружия, охотничьих рогов, сумок, высовывались головы лосей, косуль, кабанов. Величественная фигура князя в турецком халате колебалась в облаках душистого табачного дыма. Покой и довольство царили в этом роскошном доме. Страж всего этого находился тут же, и князь совершенно успокоился.