Джорджетт Хейер - Тайная помолвка

Однако находить с ней общий язык стало еще труднее, и в намерения девушки решительно не входило следование планам, составленным для нее тетей Берфорд. А та, устроив выход в свет своей старшей дочери, заявила, что Тиффани еще слишком молода для чего-либо подобного. Иногда ей будет позволено присоединиться к какому-либо небольшому и неофициальному торжеству или поучаствовать в приятной прогулке, но она по-прежнему должна считать себя всего лишь выпускницей семинарии, и не более того. Концерты и уроки танцев она будет посещать исключительно в сопровождении дуэньи своих кузин; а еще она должна уделять определенную часть своего времени совершенствованию во французском и обучению игре на арфе.

Но миссис Берфорд не приняла во внимание желания своей гостьи. Тиффани не стала делать ничего из того, что было ей предписано, и уже через три месяца миссис Берфорд сообщила своему супругу и повелителю, что если тот не желает оказаться замешанным в неприятном скандале или увидеть, как его преданная жена раньше отведенного ей природой срока сходит в могилу, то должен отправить племянницу обратно в Йорк. Она не только начисто лишена любых представлений о приличиях и потому способна тайком улизнуть из дома (когда ей по всем канонам полагается лежать в постели), чтобы отправиться на маскарад в Воксхолл-Гарденз в сопровождении отчаянно влюбленного в нее юнца, которого она встретила один Бог знает где и как; она намеренно уничтожала все шансы своей кузины Беллы заключить выгодный брак. Стоило какому-нибудь подходящему жениху хотя бы одним глазком увидеть невыносимую кузину Беллы, с горечью заявила миссис Берфорд, как тот не желал более смотреть ни на кого иного. Что касается брака с Джеком или Уильямом, то даже если она выкажет подобное желание (чего она делать решительно не намерена), миссис Берфорд предпочтет увидеть своих сыновей нищими и разоренными, нежели женатыми на такой ужасной девице.

Мистер Берфорд был готов немедля избавиться от своей утомительной воспитанницы, но, как человек строгих правил, не считал правильным передоверить Тиффани попечению миссис Андерхилл, которая уже продемонстрировала свою полную неспособность управиться с нею. И тогда миссис Берфорд пришла в голову спасительная идея написать мисс Климпинг и испросить у нее совета. А та, в свою очередь, увидев возможность поспособствовать Ансилле Трент, к которой она крайне благоволила, предложила миссис Берфорд попытаться уговорить мисс Трент согласиться занять место гувернантки-компаньонки в доме миссис Андерхилл. По ее словам, мисс Трент, будучи дамой в высшей степени респектабельной (вне всякого сомнения, миссис Берфорд знакома с ее дядей, генералом сэром Мордаунтом Трентом), являлась еще и единственным человеком, способным оказать влияние на мисс Уайльд.

Вот так и получилось, что Ансилла поселилась в поместье Стейплз, став за удивительно короткое время заодно и самым доверенным лицом миссис Андерхилл.

Прежде миссис Андерхилл не поверяла свои сокровенные мысли и страхи ни одной из гувернанток, которые у нее работали. Она хотя и была женщиной добросердечной и открытой, тем не менее по вполне понятным причинам ревностно оберегала свое достоинство, а в стремлении скрыть свое не слишком высокое рождение вела себя с членами своей семьи настолько сухо, что это граничило с высокомерием. Она так обрадовалась тому, что племянница возвращается под ее крылышко, что не стала возражать против ее новой компаньонки в лице мисс Трент. Свое недовольство миссис Андерхилл тщательно запрятала в глубине души, а про себя решила, что, независимо от того, сколько генералов числится в семье мисс Трент, при первой же попытке гувернантки продемонстрировать свое превосходство над ними здесь, в Стейплз, она получит суровый отпор. Но, поскольку мисс Трент не намеревалась делать ничего подобного, а, напротив, относилась к ней с почтительным уважением, которое отнюдь не всегда демонстрировали ей родные дети, то уже через неделю от гнетущего высокомерия миссис Андерхилл не осталось и следа. Вскоре она рассказывала своим знакомым, что презренная гувернантка стала для нее настоящим комфортом и утешением.

И вот сейчас, начиная разговор, она сказала:

– Тиффани в сущности – совсем еще дитя, но с такой внешностью, да еще учитывая, что говорят о городских красавчиках… Не стану скрывать, дорогая, что я несколько обеспокоена.

– Не вижу к тому ни малейших причин, мадам, право слово, ни малейших! – ответствовала мисс Трент. – Она может строить ему глазки – собственно говоря, я почти уверена, что она непременно этим займется, хотя бы только для того, чтобы продемонстрировать всем нам, как легко она способна очаровать любого мужчину! – и он, быть может, захочет пофлиртовать с нею. Но если вы опасаетесь чего-либо более серьезного… Нет-нет, уверяю вас, здесь нет ни малейшего повода для беспокойства! Ну, подумайте сами, мадам! В конце концов она же – не простая служанка, которую некому защитить!

– Да, пожалуй, – с сомнением согласилась миссис Андерхилл. – Вы правы, но… он ведь может захотеть жениться на ней, что было бы очень некстати!

– Если он выкажет подобное намерение, – сказала мисс Трент, и улыбка согрела ее глаза, – мы с вами возьмем на себя труд напомнить ей о том, что он не входит в число пэров.

Миссис Андерхилл тоже улыбнулась, но потом тихонечко вздохнула, заметив, что ей очень бы хотелось, чтобы сэр Уолдо вообще не приезжал в Брум-Холл.

Аналогичное пожелание спустя несколько дней выразил и мировой судья, заявивший мисс Трент, что, по его мнению, сэру Уолдо лучше бы оказаться за тридевять земель отсюда.

Он догнал ее, когда она возвращалась в Стейплз из деревни, и крайне вежливо спешился, чтобы зашагать рядом с ней по дороге. Многие полагали его опасным человеком, поскольку, отличаясь некоторой брюзгливой раздражительностью, он обладал еще и грубоватыми манерами, равно как и имел привычку пристально смотреть на собеседника из-под кустистых бровей, чем приводил людей в смятение. Миссис Андерхилл в его присутствии неизменно смущалась и нервничала, но мисс Трент была девушкой не робкого десятка. Она спокойно встретила его взгляд и ответила на вопросы, которыми он забросал ее, не вздрагивая от испуга и не запинаясь, чем заслужила его редкое одобрение. Он же, в свою очередь, назвал ее благоразумной женщиной, начисто лишенной жеманства, и очень сожалел, что не может сказать того же о многих из своих знакомых.

На эту его сентенцию она ответила лишь слабой улыбкой, что заставило его угрожающим тоном заявить:

– Только не говорите мне, что и вы восторгаетесь этим светским щеголем!

Она не выдержала и рассмеялась.