Екатерина Вильмонт - Перевозбуждение примитивной личности

— Да, наверное.

— Хоть в двух словах скажи, как твои дела?

— Сейчас все хорошо, папа.

— Я просто не могу дождаться… А может, ты встретишь меня на вокзале? Хотя нет, я в поезде не засну, я и так не помолодел, а после бессонной ночи и вовсе! Нет, лучше сделаем так — ты приедешь к нам обедать, а после обеда решим, может, прямо сразу махнем на дачу, к бабушке!

— Давай завтра созвонимся, когда ты приедешь.

— Никаких созвонов! В два часа ждем тебя! Познакомишься с Аришей!

— Она, наверное, мне в дочери годится? — не удержалась я.

— Узнаю тебя, Динь-Динь! Но нет, она всего на десять лет моложе. Ну все, девочка, до встречи! Целую тебя и дрожу от нетерпения!

… — Ты почему так побледнела? — озабоченно осведомился «жених».

— Это долго объяснять.

— И все-таки… У тебя сложные отношения с отцом?

— Да, — коротко ответила я, чтобы не пускаться в объяснения.

— Ты не хочешь об этом говорить с первым встречным? — Могу поклясться, что в его голосе прозвучала искренняя боль.

— Дело не в этом. Как раз с первым встречным можно говорить о чем угодно, поговорили-разошлись. А тут, боюсь, так не получится. Отложим пока…

Он просиял.

В голове и в душе был полный сумбур. С одной стороны, я все-таки обрадовалась звонку отца, его, как мне показалось, искренней реакции, но, с другой стороны, этот звонок сбил то волнующее романтическое настроение, в которое меня привели бурные объяснения этого рыжего… Хорошо бы отрешиться сейчас, пока, от мыслей о завтрашней встрече. Как говорит Додик: «Зачем взбивать коктейль чувств?» Действительно, лучше не взбивать, но он взбился помимо моей воли, а, как известно, коктейль уже не разделить на составляющие его ингредиенты…

— Динь-Динь… Надо же… — тихо проговорила я.

— Что?

— Отец в детстве звал меня Динь-Динь… Кажется, это откуда-то из классики, я не помню.

— Динь-Динь? Ох, как мне нравится! Можно я тоже буду так тебя звать?

Он, по-видимому, уже безвозвратно перешел со мной на «ты»…

— Зови, если нравится.

— Ах, как хорошо — Динь-Динь. Как зовут вашу жену? Ее зовут Динь-Динь… Как «колокольчик фарфоровый в желтом Китае».

— Что?

— Это Гумилев… — почему-то покраснел он. — Вы любите Гумилева? То есть ты любишь Гумилева?

— Люблю, но этих стихов не помню. В моей московской юности Гумилева не издавали, а у бабушки был только один маленький сборничек, еще дореволюционный, да и то без обложки. А потом мне было как-то не до стихов… А когда стихи понадобились, до Гумилева руки не дошли…

— Я тебе подарю Гумилева.

— А скажи, откуда у военного моряка и предпринимателя такая любовь к поэзии?

— Мама преподавала русский и литературу. По-настоящему, не ради галочки… И меня пыталась приобщить… Но я предпочитал гонять в футбол, строить модели кораблей, словом, мне было не до стихов. А в восьмом классе я смертельно влюбился, и к тому же без взаимности, страдал ужасно, теперь даже вспомнить стыдно…

— Страдать от любви разве стыдно?

— В принципе нет, я и сейчас страдаю! От любви к тебе!

— А что же со стихами?

— Мама, видя такие мои страдания, подсунула мне томик Гумилева, это было то, что надо! Экзотика, путешествия, любовь…

— Но почему же ты выбрал военную стезю?

— Море! Я мечтал о море! А мама погибла, попала под машину, отца я не знал, а мамин брат, он военный моряк…

— Понятно… Моя мама тоже совсем рано умерла.

* * *

Он взял мою руку и стал целовать… И был такой милый, близкий и понятный в этот момент.

— Динь-Динь…

— Что?

— Динь-Динь, знаешь, я, когда тебя увидел там, в саду, я сразу расчухал, что ты — мой идеал, а сейчас понял, что всегда мечтал, чтобы мою женщину звали Динь-Динь!

— А меня в детстве это прозвище раздражало.

— Почему?

— Сама не знаю. А как тебя звали в детстве?

— Рыжий, Серый, ничего интересного.

— Серый мне не нравится, а вот Рыжий.., можно я буду звать тебя Рыжий?

— Конечно!

— Рыжий, налей мне еще вина!

— Сию минуту, Динь-Динь!

— Рыжий, мне хорошо сейчас! Ты мне нравишься, Рыжий! Знаешь, мне завтра предстоит встреча с отцом, я его не видела десять лет, у него за эти годы появился сын, а есть еще дочь, которую я тоже никогда не видела, а еще бабка, с которой я не встречалась и вовсе больше двадцати лет, и я не знаю, как это все будет… Но почему-то совсем не волнуюсь, это из-за тебя, Рыжий! — У меня слегка заплетался язык, слишком много выпила этого бархатного вина.

— Я люблю тебя, Динь-Динь!

— Рыжий, Рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой!

— Только не зови меня Чубайсом! — засмеялся он.

— Чубайсом? Кто такой Чубайс?

— Динь-Динь, какое счастье встретить женщину, которая просто не знает, кто такой Чубайс!

— Так кто же все-таки такой этот Чубайс?

— Один очень умный рыжий олигарх, в честь которого, как предсказал какой-то наш сатирик, будут называть всех рыжих котов. И еще про него говорят: «Во всем виноват Чубайс».

— А у меня рыжий кот Мойша. А еще есть Кукс!

Он очень обидчивый… И еще дворняга Тузик… И Додик, а больше у меня там никого нет, все остались здесь… А теперь вот еще и ты завелся…

— Погоди, насчет Тузика я все вроде бы понял, он дворняга, а Додик, он какой породы?

— Додик? Он еврейской породы. Он мой лучший друг, он меня из тюрьмы ждал…

— Из какой тюрьмы? — ахнул Рыжий. — Ты сидела в тюрьме?

— Ага!

— За что?

— За хулиганство!

— Во дает! И долго ты сидела?

— Три дня! Ну что ты смеешься?

— Я буду всем рассказывать, что женюсь на недавно вышедшей из тюрьмы хулиганке и у нее кликуха Динь-Динь… Класс! И ни одной собаке не придет в голову, что это ученая дама, иностранка, археолог, преподаватель… Кайф! Хотелось бы только уточнить кое-что относительно Додика еврейской породы… Какая у него роль?

— Друг!

— И только?

— И только! А ты что, ревнуешь, Рыжий?

— Еще как ревную! Я вообще ревнивый, имей в виду..

— Скажи мне, Рыжий, а у тебя что, совсем никакой женщины нет?

Он замялся.

— Ага, значит, есть…

— Но я же не знал, что тебя встречу.

— Она тебя любит?

— Ну, я не знаю…

— Вы живете вместе?

— Нет! Она живет со своей мамой.

— И вероятно, ждет, что ты приведешь ее в свою новую квартиру?

— Я никогда ей ничего не обещал.

— Она красивая?

— Это имеет значение?

— Значит, красивая… А сколько ей лет?

— Двадцать шесть.

— Ого! — Внезапно я ощутила страшную усталость, как будто бегом взбежала на высоченную гору, а там ко всему еще разреженный воздух… — Я устала, Рыжий, и хочу домой.

— Динь-Динь!

— Правда, Рыжий, у меня что-то кончился завод… Слишком много всего на меня свалилось за два дня…

Он внимательно посмотрел на меня и кивнул.

Но вид у него был разочарованный. На мгновение мне стало его жалко, а потом я подумала: ничего, поедет к своей девушке и хорошо ее трахнет, воображая, что это я… Почему-то я была уверена, что трахается он прекрасно. Ну и на здоровье, у меня уже ни на что нет сил, мне все-таки сорок два, а не двадцать шесть…