Екатерина Вильмонт - Перевозбуждение примитивной личности

— Почему ты кричишь? — шепотом повторил он.

— Потому что я больше не могу! Я устала оправдываться в том, чего не совершала! Я любила Питера, его смерть была для меня и без того страшным ударом, а тут еще это… И ведь через сутки уже стало ясно, что я тут ни при чем… Так нет… Тебе-то кто напел эту мерзость?

— Арише сказала ее подруга, у которой сестра живет в Амстердаме…

Я не плакала уже очень давно, а сейчас меня душили слезы, но я собрала все душевные силы, чтобы не дать им воли, а потому замолчала. Не надо было сюда приходить, не надо было оживлять все это… Он знал, что у меня умер муж, более того, через третьи, пусть даже четвертые руки он мог меня найти с легкостью, мог сам убедиться в том, что я не убийца… Но не пошевелил и пальцем… Так зачем я здесь?

— Юра, Дина, обед на столе! — заглянула в комнату Ариша.

— Пошли, Динь-Динь… — обрадовался отец. Он, видимо, что-то понял и опять растерялся. Мне больше всего хотелось встать и уйти, но я взяла себя в руки. Вытерплю этот обед, повидаюсь с бабкой, и хватит. У меня есть Мура, Майка, Тося Бах, наконец, Рыжий…

Отец протянул мне руку, поднял из кресла, поцеловал в щеку и прошептал:

— Не сердись, Динь-Динь. На сердитых воду возят.

Он все такой же… Баловень жизни и женщин.

Он не любит трагедий, так зачем ему было лезть в самую гущу трагедии, когда это так далеко, дочь взрослая, сама справится… Я и справилась, так в чем дело? Больше двадцати лет назад я стала для него отрезанным ломтем и ни одной секунды на него не рассчитывала, так почему же такая обида нахлынула?

Ариша встревоженно посматривала то на мужа, то на меня.

— Дина, я не знаю, что вы любите.

— Я в еде неприхотлива, спасибо.

— Я спрашивала Юру, а он помнит только, что в детстве вы любили сосиски. Но не подавать же сосиски, в самом деле!

— Да, это верно, когда-то я любила сосиски, но, прожив несколько лет в Германии, вполне удовлетворила эту свою страсть.

Обед был вкусный, пирожки к бульону просто восхитительные, но даже сотой доли того удовольствия, какое мне доставил обед у Муры, я тут не испытала.

— Вы плохо едите, вам не нравится? — беспокоилась Ариша.

— Да что вы, все очень вкусно, просто я вообще мало ем…

— Да, Динь-Динь, ты совсем худенькая, даже тощенькая, — с сожалением произнес отец.

Разговор не клеился.

— Папа, а бабушка уже знает, что я тут?

— Нет еще, не хотелось заранее волновать старушку. Мы скоро поедем к ней. Ты дачу не узнаешь, там так все заросло… Просто дебри Ну и перестроили мы многое…

Опять повисла пауза.

И тут на помощь пришла Ариша.

— Дина, это правда, что вы учились вместе с Иванишиным?

— Да, правда — И он был в вас влюблен?

— Неужели папа помнит такие мелочи?

— Да нет, дело в том, что буквально вчера я видела повтор одного интервью, где Иванишин прямым текстом заявил, что до сих пор любит девочку Дину, с которой учился в школе. Я сразу подумала, что это вы. Я ведь знала, что вы учились вместе…

Я сделала вид, что понятия ни о чем не имею.

И просто пожала плечами.

— Вас это совершенно не волнует?

— Да нет, мало ли что люди говорят по телевизору.

— А вы его видели?

— Костю? Пока нет, знаю только, что он стал актером.

— И каким! А уж мужчина — глаз не оторвать!

Красота, обаяние, сексуальность, одним словом, звезда! И такой мужчина на всю страну объясняется вам в любви!

— Да бог с вами! Он меня не видел давным-давно, помнит девочку-школьницу… Вероятно, ему удобно выставлять меня в качестве щита, мол, сердце мое занято…

— Кстати, очень удобно! — воодушевился отец. — Он, видно, не дурак, этот ваш Иванишин!

— И у вас нет соблазна с ним увидеться? — не отставала Ариша.

— Ну почему же? Я ведь для того и приехала, чтобы повидаться с одноклассниками.

— А посмотреть его в театре вы не хотите?

— Ариша, что ты пристала к человеку? Это ведь Иванишин влюблен в Динь-Динь, а не она! Ты сама, что ли, к нему неравнодушна?

— Юра, да к нему полстраны неравнодушны.

Теперь полстраны, про себя засмеялась я.

— Спасибо, все было очень вкусно.

— Но вы почти ничего не съели…

— Ну что, Динь-Динь, поедем к бабушке?

— Да, разумеется, только вечером мне нужно быть в Москве.

— Ну уж нет! Один вечер можно посвятить отцу и бабке! Если у тебя назначена встреча, изволь ее отменить! Мы столько лет не виделись… Да и с братом познакомиться не мешает. Он тебе понравится, такой парень! Ариша, сколько тебе нужно на сборы?

— Юра, я, пожалуй, не поеду!

— То есть как?

— Ну вам надо побыть наедине… Я там буду лишняя.

— Как ты можешь быть лишней, что за глупости? Да и Дениска расстроится.

— Я приеду утром. И уже надолго. Ты только сегодня вернулся, я же не знала, что так все сложится, не приготовила ничего для переезда.

— Ну как хочешь, — огорчился отец. — Тогда двинули, Динь-Динь.

Мы спустились в подземный гараж, где стоял его «вольво».

— Ты машину водишь, Динь-Динь?

— Конечно.

— А какая у тебя?

— «Пежо» и «опель» Питера.

— Питера? Ах да… Слушай, Динь-Динь, а какая у тебя фамилия?

— Ван Хольп.

— Эффектно звучит — госпожа Дина ван Хольп!

Красиво, черт возьми!

— А может быть, стоило предупредить бабушку?

— Ты полагаешь, она упадет в обморок при виде тебя?

— Нет.

— Вот что ты не узнаешь, так это дорогу на дачу!

— Я тут многого не узнаю.

— А тебе нравится новая Москва?

— То, что я успела увидеть, мне понравилось.

— Уж больно много безвкусицы, нуворишества в архитектуре, а памятники…

— Ты и раньше ненавидел все здесь…

— Не правда, я никогда ничего не ненавидел…

— Но учил ненавидеть меня.

— И это не правда, я просто хотел, чтобы ты жила в нормальной стране.

— Нет, папа! Ты хотел сбыть меня с рук и всеми силами выпихивал меня за этого чертова Харди.

— Дорогая моя, ты сама хотела замуж.

— Да не хотела я замуж, просто другого выхода не было!

— Ну почему же? Ты могла остаться, пойти учиться в какой-нибудь институт. Но предпочла уехать.

— Я предпочла? Да не было этого! Не было! Вы все уговаривали, убеждали меня, и ты, и бабка, и Мура, и подруги, и вообще все…

— Мы желали тебе добра!

— Допустим, но почему ж вы сами-то остались здесь? Ты ведь тоже мог жениться на какой-нибудь иностранке и уехать.

— Ну, положим, молоденькой красивой девочке сделать это куда легче. И Харди был в тебя бешено влюблен. Ты вспомни, вспомни те годы! Эту мертвечину! Мне казалось, это никогда не кончится!

И потом, к чему эти упреки? Если ты так уж тосковала по родине, вполне могла вернуться, ты ж не сбежала, а по закону вышла замуж, а между тем ты ни разу даже не соизволила приехать, обиделась на весь мир… А чего обижаться? Ты совсем неплохо в жизни устроилась. У тебя есть профессия, прочное положение, дом… Муж умер, прискорбно, конечно, но ты еще не старая, другого найдешь… Ох, что это я… Ты прости, Динь-Динь, ты ведь сама начала. Да нет, я все понимаю. Ты мне так и не простила, что я ушел от мамы, хотя мне казалось… Но не надо судить людей так строго, у всех свои слабости…