Аннэ Фрейтаг - Вечность в тебе [litres]

– Хм, – произносит Джулия. – Я такого не знаю. Что это?

– Настоящая еда, – отвечаю я, коротко кивая на Артура и его скучный сырный тост, а затем снова перевожу взгляд на нее. – Тоже хочешь?

– С удовольствием.

– Эй, – говорит мой брат, – мне ты не предлагал.

– А зачем? У тебя же есть твой тост.

– Есть-то есть, но разве ты сам не сказал, что это не настоящая еда? Ты ведь не хочешь, чтобы у меня появились симптомы дефицита питания?

Против воли я улыбаюсь и, качая головой, достаю из шкафа над раковиной еще две миски. А потом мы втроем стоим на кухне, готовим еду и разговариваем. Играет музыка, пахнет лососем, лимоном, укропом и картофелем.

Все кажется идеальным. Но чего-то не хватает.

Или кого-то.

Каждые две недели я уезжаю к отцу. Это нормально, когда родители разводятся. Каждый раз ты бросаешь несколько вещей в рюкзак и отбываешь. Папа заезжает за мной – так же, как и каждую вторую субботу, – ровно в 12:15. И, кажется, в этот раз он взволнован тем, что забирает меня на выходные, не меньше, чем я. Иногда я задаюсь вопросом, зачем мы так поступаем. Ему нечем заняться со мной, а мне – с ним. За едой мы молчим, и даже когда разговариваем, то, по сути, ничего не говорим. Просто предложения и слова, лишенные смысла. Я как домашнее животное, которое он на самом деле совсем не хочет иметь, а он – просто скучный пожилой человек, который отдаленно напоминает мне моего брата, но который сам ни в коем случае не хочет о нем вспоминать. Даже о той его версии, которая заслуживает того, чтобы ее помнили.

Кристофер уже давно не бывал у нашего отца. Не знаю, кто первый отдалился, но знаю, что никто из них не хотел этого менять. Папа как-то сказал, что без Кристофера было бы проще. Без меня, наверное, тоже.

Иногда мне хочется, чтобы отпала необходимость приходить к нему, но потом я вспоминаю о тех – к слову сказать, редких – моментах, когда все было хорошо и мой отец был папой. И тогда я думаю, что в глубине души, возможно, мне все-таки будет его не хватать. Потому что, когда проходит достаточно много времени, вспоминаешь только о хорошем. Как будто ничего другого никогда и не было.

Мама говорит, что я не должна ехать к отцу, если не хочу, но, по-моему, на самом деле она очень рада, что я уезжаю туда на четыре дня в месяц. Это те четыре дня, когда ей не нужно испытывать угрызения совести из-за того, что она так редко бывает дома.

Мой отец не ужасный человек. По крайней мере, не совсем. Правда в том, что я его совсем не знаю. Так же, как и он меня. Мы как незнакомцы, тесно связанные друг с другом. Он понятия не имеет, что мне нравится или не нравится, какие фильмы я люблю смотреть или что люблю есть. Но, думаю, таких отцов много. Особенно, когда они в новых отношениях.

Его подругу зовут Марион, ей где-то около сорока, у нее нет детей, и она всегда на позитиве. «Проблемы существуют, чтобы их решать». Она пьет много чая, постоянно готовит овощи на пару и много двигается. Марион – преподаватель йоги и массажистка и действует как сильное седативное средство, из-за чего после знакомства с Кристофером чуть более года назад получила прозвище Флегмарион. Тогда я еще не знала, что «флегма» означает инерцию, медлительность, неуклюжесть, но после того, как брат объяснил мне это, тоже стала так ее называть. Придуманное мной Мари-Ом было неплохо, но у Кристофера вышло лучше.

Сама по себе Флегмарион хорошая. Она добрая и никогда не шумит. Она не убивает насекомых, даже комаров, потому что они, говорит она, в конечном счете тоже живые существа. Не знаю, в принципе ли у меня проблемы с уравновешенными людьми – для этого я знаю их слишком мало, – но неутомимое миролюбие Флегмарион каждый раз чуть не сводит меня с ума. Думаю, эта женщина могла бы заулыбать кого-нибудь до смерти, если бы захотела. Или загнать в кому своим успокаивающим голосом. Через пять минут лекции о целительной силе камней сдастся любой. Я и, правда, не понимаю, как папа это выносит. Каждый день. Добровольно. В ее присутствии замедляется все. Как цикл, который постоянно обрывается.

У моего отца и Флегмарион большой дом, полный пустых комнат, где она преподает йогу или высвобождает заблокированные чакры под гипнотическую музыку. Общей площадью сто шестьдесят квадратных метров. Каждый вдох – глоток благовоний, а воздух пропитан чаем, который пьют йоги. На темных полах лежат узорчатые индийские ковры, а в гостевом туалете, рядом со входом в дом, на стене над унитазом, красуется большой золотой узор. И когда сидишь на унитазе, то видишь его в зеркале. Одно большое «Ом».

Папина подруга – из тех женщин, которые летом обматывают голову разноцветными платками, предпочитают везде ходить босиком и видеть во всем хорошее. Ухоженная хиппи, которая ежедневно проводит час, стоя на голове, и питается исключительно суперпродуктами. На семинарах, которые она проводит, много плачут, обнимаются и освобождаются. Особенно освобождаются.

Флегмарион спрашивала меня, не хочу ли я принять участие в одном из ее семинаров, потому что «работа скорби» определенно принесет мне пользу, но я сказала «нет», потому что само сочетание слов показалось мне ужасным. Отец говорит, что я неблагодарная, «в конце концов, она просто хочет помочь», но я считаю, что она сует свой нос туда, куда не надо. Я могу принять ее существование, но это не значит, что она должна мне нравиться.

Я снова переключаюсь на почту. Все еще пусто. И никакого ответа от Джейкоба. Значит, все как прежде.

Встаю, иду на кухню и достаю из холодильника последний кусок шоколадного торта Джейкоба. Не потому, что голодна, а просто, чтобы отвлечься. Пол под моими босыми ногами чертовски холодный, в коридоре темно, и квартира наполнена одиночеством. Но торт пахнет хорошо. В пятницу, ночью, перед тем, как мы отправились спать, Джейкоб завернул его в алюминиевую фольгу, и мне пришлось пообещать ему, что я возьму торт с собой, потому что он приготовил его для меня. Только для меня.

С тарелкой в одной руке и вилкой в другой я плетусь обратно в свою комнату. Ставлю торт на полку рядом с кроватью, к книгам и всей пыли, затем заползаю под одеяло, ставлю ноутбук на колени и вонзаю вилку в торт. Он твердый, а тарелка холодная. Я открываю новое окно браузера и вбиваю в адресную строку futureme.org. Сайт довольно простенький. Сине-белый, несколько текстовых полей и все. Я читаю, как работает отправка электронных писем. На самом деле вы отправляете их себе, отсюда и название.

Я пишу себе короткое и довольно глупое сообщение, затем набираю свой адрес электронной почты и тему, выбираю дату доставки 9 июня 2017 года – даже не знаю почему – и направляю курсор на кнопку с надписью «Отправить в будущее!». Не проходит и двух секунд, как сигналит уведомление, и на почту приходит письмо с запросом подтверждения. «Прежде чем отправить ваше сообщение в будущее, необходимо подтвердить ваш адрес электронной почты». Я нажимаю на ссылку, и открывается окно браузера. И вдруг одинокая мысль проносится у меня в голове. Всего одна фраза. Чувство. Вопрос. Если мне нужно подтвердить свой адрес электронной почты, разве Кристофер не должен был это сделать? Конечно, должен был. По-другому не получилось бы. Но он не мог сделать это через браузер, потому что не знал моего нового пароля Gmail. Я изменила его несколько месяцев назад, когда моя учетная запись была взломана. Это означает, что Кристофер не мог получить мой адрес электронной почты со своего компьютера. И, значит, он делал это через мой ноутбук. Напрямую через почту.