Маргарет Макхейзер - Почти что сломанная жизнь [ЛП]

Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но Доминик опять притягивает меня в свои объятия.

— Я люблю тебя и только тебя. Поцелуй меня, — мягко командует он. Ничего не могу поделать с собой, поднимаю голову, чтобы встретить его теплые губы.

Его ладонь ложится мне на щеку, большой палец нежно поглаживает кожу скулы. Его тело выгибается рядом со мной.

— Ладно, — говорит Доминик, прислоняясь лбом к моему. — Я хотел бы, чтобы родители, наконец, познакомились с тобой. — Целует меня в щеку, беря за руку.

— Окей, — бормочу я, пока мы выходим из комнаты.

Как только заходим опять в гостиную, мама Доминика заключает меня в сильные объятия и шепчет извинения:

— Мне так жаль, Эйлин. Эта женщина — сама мерзость. Я впервые видела ее такой. Не могу выразить, насколько мне жаль. — Она сильнее обнимает меня, а потом отступает на шаг. Чтобы посмотреть на меня. — Пожалуйста. Прости нас. Мы действительно не знали.

— Пожалуйста, миссис Шрайвер, не извиняйтесь, в этом нет вашей вины.

— Зови нас Дорис и Джон. — Она протягивает руку своему мужу, отцу Доминика.

Джон выходит вперед и пожимает мне руку.

— Приятно познакомится, Эйлин, — говорит он, выглядя при этом немного сконфуженно.

Я быстро проверяю свои волосы и понимаю, что мое правое ухо открыто, и из-за этого Джон чувствует себя неудобно. Привожу волосы в порядок так, чтобы откушенное ухо не было видно и поворачиваюсь к Доминику.

— Оскар еще не появлялся? — спрашивает он, заполняя неловкую паузу.

— Нет, он звонил и сказал, что опаздывает, и просил начинать обед без него. Сказал, что к пирогу будет здесь, — говорит Дорис. — Пойдемте, дети, начнем обедать.

Джон знаком приглашает Доминика и меня идти вперед и тихо следует за нами.

Из всех комнат, что я видела в этом доме, столовая декорирована наиболее спокойно и красиво.

Доминик выдвигает для меня стул, я сажусь, и он садится рядом со мной. Джон и Дорис располагаются напротив нас и все еще выглядят взволнованно от того, что выяснилось этим вечером.

Чувствую себя выставленной на обозрение. Как будто мне надо произвести на них впечатление, но могу также сказать: они достаточно тихие люди.

— Расскажи нам, Эйлин, чем ты занимаешься? — невинно спрашивает Дорис.

— Хм, я больше не работаю, — мягко отвечаю я, в надежде, что она не спросит «почему».

Рука Доминика у меня на бедре напрягается и, посмотрев на него, я вижу, что он улыбается мне.

— Доминик говорил, вы живете недалеко от него, — говорит Джон, когда их дворецкий ставит передо мной белую тарелку. На ней круглая розоватая горочка.

— Да, он живет всего в нескольких минутах от меня.

Смотрю на Доминика в ожидании, пока он скажет мне, что это такое.

— Это тартан из тунца. Мой любимый, — шепчет он.

Берусь за вилку, попробовать. Довольно изысканно и вкусно. С удовольствием ем это.

— Вы когда-нибудь путешествовали, Эйлин? Мы с Дорис любим открывать для себя новые места. Не так уж много штатов в Америке, где бы мы еще не побывали. — Он поворачивается к своей жене. — Ты помнишь времена, когда мы повезли мальчишек в Гранд Каньон, и Доминик решил, что он хочет забрать ту больную лягушку с собой? — Дорис начинает смеяться и мне ничего не остается, как присоединиться к этому заразительному звуку.

— Неправда, — говорит Доминик, прерывая всеобщее веселье.

— Правда, Эйлин, правда. Доминик нашел лягушку, которую чем-то разрезало, но она еще пыталась двигаться. Он, черт возьми, поднял ее и принес своей маме со словами: — Мамочка, я могу вылечить ее. Дорис запрыгнула на крышу, а Оскар начал спорить с Домиником, призывая его положить лягушку, или же он заразится бешенством. Я смеялся до слез, — говорит Джон. Дорис и я смеёмся, а Доминик улыбается своей грустной улыбкой и доедает свое блюдо.

— Все было не так, — говорит Доминик.

— Это определенно было именно так. Сколько тогда было Доминику? Около восьми, Дорис?

— Мне было десять, а Оскару девять. И я мог спасти ту ящерицу.

Услышав его утверждение, мы захохотали еще сильнее.

— Доминик, мне нужно в ванную, — шепчу я, стараясь не привлекать внимание его родителей.

— Я тебе покажу, — говорит он и встает отодвинуть мой стул.

— Прошу прощения. — Говорю я его родителям. Они оба слишком заняты, смеясь над своим сыном, чтобы действительно заметить, что мы вышли из-за стола.

— Сюда, — указывает Доминик, беря меня за руку.

— А твои родители действительно прикольные.

— Думаю, они нервничали из-за встречи с тобой, но позволь сказать: вся эта история с ящерицей… я точно мог бы спасти ее.

Я хихикаю над ним.

Пока мы идем по коридору, я слышу, как хлопает входная дверь, и раздается глубокий голос.

— Я здесь. — И потом, тише. — Подожди, я только что вошел в дом своих родителей.

— А вот и Оскар. Не могу дождаться, чтобы вы познакомились. Похоже, он говорит с кем-то по телефону. Я представлю вас, когда ты выйдешь из ванной.

— О да, ты определенно был в ударе, — говорит Оскар глубоким хриплым голосом, разговаривая с человек на другом конце провода. — Ну, может тогда тебе лучше заткнуть эту пизду, на хрен?

Я отмечаю этот характерный звук в его голосе, почти как у кантри певца. Он растягивает «н» в своих словах, будто его язык остается прижатым к небу дольше, чем необходимо. Этот голос мне знаком; я слышу его в своих кошмарах.

Я застываю совершенно не в состоянии двигаться.

Меня охватывает озноб.

Мое горло сводит, желудок скручивает спазмом, меня вот-вот вырвет.

— Эйлин, ты дрожишь.

Мне нечем дышать.

Моя тревожная кнопка, где моя тревожная кнопка? Где, твою мать, моя тревожная кнопка?

Я ощущаю, как что-то теплое течет по моим ногам. С ужасом смотрю вниз, на растекающуюся по деревянному полу лужу у меня под ногами. Я обмочилась.

Сознание начинает отключаться.

Черные точки плывут перед глазами.

Это он.

Он нашел меня.

Он убьет меня.

Я падаю в обморок.

Какого черта?

Эйлин падает в обморок. К счастью, я стою рядом с ней и инстинктивно протягиваю руки, чтобы поймать до того, как она упадет на пол.

— Эйлин, — громко говорю я, в попытке вывести ее из бессознательного состояния.

Какого черта сейчас произошло?

Взяв ее на руки, несу к дивану, проигрывая в голове последние несколько секунд. Ее юбка промокла и, глядя вниз, я понимаю, что она потеряла контроль над мочевым пузырем.

Делаю несколько шагов и останавливаюсь.

— Мам, — ору я. Она выбегает в фойе и отчаянно осматривается вокруг. — Позаботься об Эйлин.

Я знаю, что случилось. Только одно могло напугать ее настолько сильно, что она обмочилась и потеряла сознание.

Благодаря своей специальности я научился распознавать как жертва насилия реагирует на своего насильника.