Соро Кет - Русалочка должна умереть

Я рассмеялась.

– Ах, боже мой! Я уж испугалась, меня отправляли домой без оргий!

Тетушка покраснела еще сильней. Машинально погладила жемчуг. Он имел над ней какую-то роковую власть. Я смутно догадывалась, что тетя нервничает из-за обеда. Боится, что кто-то что-то у меня спросит, а я отвечу что-то совсем не то.

А еще понимала, что ночью тетя все слышала и пылала ярче костров. Просто не смела сделать нам замечание. Из-за этого жемчуга?..

– Не нервничай, – шепнула я тете, притворившись, будто поправляю на ней колье, чтобы герб лежал аккуратно посередине. – Я будущая светская львица. Меня воспитывали в притворстве и лжи.

– Э-э, что? Я не понимаю!

Я улыбнулась: тетушка Ральфа никогда не умела врать.

– Твои секреты умрут со мной, прекрасная госпожа, – проскрипела я и сжала ее холодную, дрожащую руку. – Ты моя тетя со стороны Броммеров…

– Дальняя родственница Миркаллы, – чуть слышно выдохнула она.

– Которая скончалась от пневмонии, аминь!

Месса закончилась, люди стали вставать. Алтарный мальчик поставил на алтарь чашу с мелким круглым печеньем, которое заменяло гостии. Перед началом службы все желающие ложечкой клали одно печенье в чашу. В Штрассенберге священником был Карстен, один из сыновей дяди Ойгена, мой двоюродный брат. Он знал заранее сколько придет народу и раздавал настоящие облатки.

Здесь использовали печенье. Видимо, из гигиенический соображений, хотя я верила: никто бы не возражал, если бы Ральф облизывал облатки, прежде, чем положить их кому-то в рот. Я бы точно не возражала.

Говорят, будто девочка всегда влюбляется в папу. В мужчину, который отражает образ отца. У меня было двое таких мужчин. Один напоминал его внешностью, второй – содержимым.

Ральф был восхитителен. Он был мой!..

Я все еще пыталась сдержаться, когда откуда-то вынырнула Стелла и встала чуть позади меня. Пахнуло чесноком и вчерашней выпивкой. Прожив три года бок о бок с Джесс, я различала перегар даже сквозь ядреный запах ее духов и мятного освежителя, которым Стелла щедро брызнула себе в рот.

Мы обменялись короткими холодными взглядами.

В ту нашу первую встречу она была одета в удобный свитер и джинсы. Сегодня же на ней было черное коктейльное платье с гипюровыми плечами и рукавами. Под платьем – утягивающее белье и корректирующий лифчик. Кроме того, Стелла явно успела зайти в салон и сделать прическу.

Я громко перевела дыхание.

Это была не ревность даже; ревновать можно только к равному, а мы с нею были неравны. Это было какое-то брезгливое любопытство: неужто, титул доктор профессор психиатрии оказался таким заманчивым, что Ральф не заметил, как она выглядит. Даже в платье, даже в утягивающем белье, она казалась рыхлятиной.

– Как поживаете, фрау Дитрих? – спросила она очень светским тоном.

– А что? – еще более светским отозвалась тетя, не понижая голоса. – Вы и во мне нашли признаки каких-то душевных расстройств?

Стелла такого явно не ожидала.

– Я ничего не сделала, кроме того, что было необходимо.

– Выдавать себя за лечащего врача моей племянницы было в самом деле необходимо, – тетин тон стал холодным. Падая с губ, слова почти что звенели; хрупко, как падающие на землю сосульки. – Как и лгать мне, будто вас прислал Ральф.

На нас оглядывались, но тетя словно не замечала.

– Вы меня не так поняли, – заюлила Стелла. – Я…

– Милочка, – тетя вдруг резко остановилась и продела руку сквозь мою руку, – вы – отвратительная, пьющая лгунья. Я не желаю с вами беседовать. Ни сегодня, ни когда-либо еще. Я молчала, пока вы преследовали Ральфа. Ральф взрослый и может за себя постоять! Но то, что вы пытались сделать с бедняжкой Ви, слишком отвратительно, чтобы продолжать знакомство.

– Браво! – искренне восхищенная прошептала я, когда мы получили по печенюшке и проскользнули в комнату за кафедрой, где обычно переодевался Ральф. – Марита в жизни бы не смогла! – добавила я, вспомнив странный комплимент, что тетя отвесила мне в первый день прибытия. – Так срезать может только моя Лизель! И я горжусь, считаясь твоей племянницей.

Она сверкнула и улыбнулась.

– После сегодняшнего, ты мне почти как дочь!..

Мужчины, особенно деловые, любят очертить границы дозволенного. На первом этапе, пока он еще не влюблен, выгодней всего делать вид, что ты ничего не знаешь! Иначе, он с радостью очертит тебе границы и выдаст номерок в очереди.

Ральф был деловым мужчиной. В высшей степени деловым. У Филиппа еще случались какие-то слабости, вроде баб, кокаина и алкоголя. У Ральфа слабостей не было даже в юности.

Его день был расписан по часам, его часы – по минутам. И Ральф, конечно же, хотел немедля выдать мне место в еженедельнике.

– Вторник, четверг, суббота – я тренируюсь. Понедельник, среда и пятница – веду секцию киокушинкай. Воскресенье – месса. Прибавь к этому заседания, собрания, церковь, бизнес…

– А живешь ты когда? – спросила я, с трудом одолев половину списка.

– Движение и есть жизнь!

Я посмотрела внимательнее.

Мы были вместе всего только две недели. Легко измерять неделями, когда ты ходишь на мессы. Но я почему-то вдруг напряглась. Фил тоже что-то подобное говорил мне. Типа, – я очень занятой человек! Но потом, через пару дней, я случайно подслушала его разговор с отцом.

– …ты дурак? – раздраженно переспросил Себастьян. – Что в этом может быть плохого?..

– Я не хочу так часто! – буркнул Филипп.

– Так просто не дрочи по утрам, – посоветовал отец. – И все прекрасно захочешь!

И Филипп промолчал. А меня как кипятком обварило…

– Мне было бы приятно, – продолжал Ральф, – если бы ты хоть чем-нибудь увлекалась, кроме меня. И если можно, не Инстаграмом.

– Что ты имеешь против моей Инсты?

– Ты одеваешься, как Ева до Грехопадения. А я приходской священник и мы в деревне живем.

– Никто не знает моего профиля.

– Я знаю! – ответил он. – И, кроме того, я хотел бы, чтобы ты встречалась с кем-то, кроме нас с тетей.

– Это плохо закончится, – предупредила я.

– Сделай усилие, – сказал он.

Я пожала плечами.

– В четверг ребята собирают еду с фудшерринга, – промямлил он, избегая моего взгляда. – Было бы здорово, если бы и ты помогла.

– Хорошо, – согласилась я. – Если тебе так хочется, чтоб меня еще чуть-чуть поклевали, почему нет.

Ральф пожевал губы.

– Идешь в постель? – спросил он, стараясь скрыть то, что буквально светилось на его лбу.

– Нет, – ответила я. – Моя кроватка уже проветрилась. Пожалуй, буду лучше спать у себя.

На миг мне почудилось облегчение. Потом Ральф кивнул.

– Еще немного и все решат, что у нас интрижка, – сосредоточенно заметил Ральф, обрабатывая ударами грушу.