Соро Кет - Русалочка должна умереть

Какое-то время, он стоял молча. Затем кивнул.

– Я тебя услышал.

В тот вечер Ральф простудился.

Он никогда раньше не болел! По крайней мере, настолько серьезно. Когда я встала, тетя как раз пытала его вопросами, вроде: открыл ли он форточку, тренируясь и не ходил ли после душа босой.

Ральф не рычал. К моему удивлению, он лежал покорный и тихий, что было ему несвойственно. Как и розовый цвет лица и испарина на щетине… Я сбегала за градусником и решительно подвинула тетю бедром. Мужчины способны умирать при температуре 37.4, но они стонут при этом, жалуются, кричат… Ральф же страдал молча… и весь горел.

– Господи! У тебя температура сорок! – сказала я, беспомощно крутя градусник и не зная, что с этим делать. – Где ты умудрился?.. – я осеклась. Я повторяла за тетей.

– Это все за твои грехи, Ральф! – всхлипнула она.

Больной молчал и чтоб хоть что-нибудь сделать, тетя смочила водой полотенце и попыталась уложить его на лоб племянника.

– Прекрати это! – внезапно вскинулся тот. – Бесполезно! Вызови отца Крауса… Я должен… – Ральф не договорил

Тетя всхлипнула, прижав ладони к груди и воскликнула:

– О, боже! Он умирает!

Я разрыдалась, даже не пытаясь анализировать. Громко, испуганно и по-детски. Ральф просил вызвать к нему священника! Он хотел исповедаться.

– Хватит выть!.. – рявкнул Ральф и захрипел, выгнувшись в приступе сухого, лающего кашля. – Идиотки! Кто-то должен отслужить завтра мессу вместо меня.

Пока тетя звонила Краусу, я вызвала доктора и позвонила классной руководительнице фрау Кодлевски.

– Я не приду сегодня, – сказала я. – У нас эпидемия гриппа, все мои родственники больны.

– Что значит, все твои родственники больны? Позови кого-нибудь из взрослых.

– Не могу, – ответила я. – Если бы кто-то мог ходить и общаться, мне не пришлось бы отпрашиваться, чтобы ухаживать за ними.

И положила трубку, как сделала бы Лизель.

Духи самостоятельности аплодировали мне стоя.

Тетя слегла на следующий день. Идя в аптеку, я закупила на всякий случай побольше лекарств и сбегала в маркет за луком, картошкой и курицей, чтобы наварить супу.

Тетушка лежала с температурой 38.7, перебирая жемчуг, как четки. Ральф, заскучав по заботе, сам попросил положить ему на лоб полотенце. Я положила, он вышел из себя. Полотенце было чересчур мокрое. Назвав меня тупой блудной женщиной, святой отец ненадолго забылся тяжелым сном. Тетя бузила, требуя меня сидеть рядом и слушать, как и что у нее болит. Через три минуты я поняла, как тяжело приходится больничным сиделкам и пригрозила отправить ее в больницу.

Телефон мигал не переставая. Словно вывеска над борделем. Звонившие бесновались и требовали взрослых. Я начала уставать от своей ответственности. Джессика обычно «болела» лишь по утрам.

Тетя проснулась и вновь потребовала внимания, чаю, лекарства и леденцов от кашля.

– Это ужасно, – сказала тетушка, послушно хлебая суп. – У меня словно стекловата в горле… но я хочу шницель.

– Шницеля нет, выпей «Мединайта», – велела я, поскольку видела чудодейственный сиропчик в рекламе, которая обещала оздоровительный и сонный эффект.

– Мне уже лучше.

Я приставила ей градусник к уху и торжествующе показала цифры. Потом, загуглила их.

Гугл уверял, что при таких градусах не живут. Тетушка, – что живут и я специально дала ей градусник сразу же, после горячего супа.

– Но этот градусник мерит температуру в ухе, а не во рту! – буркнула я, уставшая и голодная.

Тетя громко заплакала, говоря, что я пытаюсь избавиться от нее.

Ральф тоже проснулся и нервно затребовал полотенце, хотя еще час назад просил не применять его, пока не умрет. Я и ему дала «Мединайт»

Больные уснули.

На этом все резко кончилось: дела, заботы, звонки. Дом был тих и пах супом, лекарствами и болезнью. Собрав тарелки и сунув их в посудомоечную машину, я наскоро перекусила сама. Вспомнив, что не опустила ролло, я подошла к окну и нажала кнопку. Прежде, чем железный «занавес» тронулся, я увидела Стеллу, стоявшую под окном.

– Прости, – прогундела Стелла, шмыгая носом. – Я знаю, как я сейчас противна… Ты не представляешь, сколько раз я сидела на твоем месте и презирала плачущих баб… А теперь, теперь я сама – плачущая баба! – она громко всхлипнула; всхрапнув, как раненая лошадь, она зажала ладонью рот.

Я поежилась, переступив с ноги на ногу. В гараже было довольно прохладно, но я не решилась запускать Стеллу в дом. И мне не хотелось врать ей, что в слезах нет ничего страшного. В слезах она казалась еще противнее, чем раньше.

– Ты, верно думаешь, что никогда не станешь старухой, правда? Что старость – это для кого-то еще?..

Она рассмеялась сквозь слезы и потрясла головой. Наверное, промерзла насквозь, пока бродила вокруг да около, пытаясь спрятаться за живой изгородью. Стелла не предназначена для слежки самой Природой. А потом еще пошел снег. Если бы я не бегала между спальнями, то заметила бы ее еще раньше.

Цепочки следов опоясывали лужайку и подъездную дорожку.

Я вышла из дома и яростно позвала ее. Синий фонарь над дверью очертил идеально-правильный синий круг на снегу, и Стелла приблизилась, вся залитая слезами и тушью. Встала на границе круга, между светом и тенью. Как вампир, который не может войти.

– Где Ральф?

– Он спит. Болен гриппом.

И Стелла разрыдалась так громко, что мне пришлось срочно прятать ее от соседей. В гараж. Вместо того, чтобы успокоиться, вытереть сопли и уйти прочь, Стелла достала из кармана фляжку и начала рассказ о себе.

– Какое же дерьмо эта жизнь. Ты юная, все еще впереди… Ты широко шагаешь, цветочки нюхаешь и вдруг: обоже! Ты просыпаешься пятидесятилетней и понимаешь, до чего бездарно просрала жизнь.

Я не ответила. В те же самые пятьдесят, Марита была хрупкой и тоненькой, словно девочка, а Лизель, судя по фото, еще сводила мужчин с ума. В том, что Стелла выглядит, как развалина, виноваты лишь сама Стелла и алкоголь.

– Тебе не пора домой? Где твоя машина?

– Хочешь секрет? – спросила она, не слыша. – Неважно, как ты умна. Все равно тебе однажды попадется мужик, который сделает тебя дурой.

– В гараже есть тревожная кнопка, – уже, без всякого стеснения, прошептала я. – Если ты умная, уходи. Сейчас же!

– Я всегда ненавидела смазливых телок вроде тебя. Еще со школы.

Она глубоко вздохнула. Так глубоко, что ноздри на миг слиплись.

– Я преподавала психоанализ… Вела специальный дополнительный курс. Ральф очень вдумчиво подходил к предмету. Задавал вопросы, какие-то темы для общения находил. Мне казалось, я ему симпатична. Потом он записался на терапию…