Клэр Контрерас - Калейдоскоп моего сердца [ЛП]

Я смеюсь, покачав головой.

— Сегодня я быстро. Просто хочу убедиться, что все выглядит идеально.

— Последний день, — улыбается она. — Не буду лгать, я буду скучать по Мике.

— Ну, есть родильное отделение.

— Нееет! Не посылайте его туда! Сначала я должна сделать ставку на него!

Поговорив еще немного, я добираюсь до комнаты, в которой мы работали, и опускаю жалюзи, чтобы проверить высохла ли краска. Я улыбаюсь красоте того, что мы создали, и выбираю маленькую кисть, чтобы дорисовать облака, которые пропускают какой-то цвет.

— Я слышал, что ты здесь, — говорит Оливер позади меня, заставляя меня почти выйти за линии контура.

— Никогда не подкрадывайся к человеку, держащему кисть.

Он смеется.

— Извини. Тебе нужна помощь? — Я перестаю красить кистью и бросаю через плечо хмурый взгляд, что заставляет его пожать плечами. — Я могу покрасить это.

— Возьми кисть. Облака нуждаются в другом цвете. Он делает, как я прошу, и стоит рядом со мной. Я смотрю на облако, которое он рисует и переходит к следующему, что находится на расстоянии нескольких шагов дальше.

— Кстати, ты отлично выглядишь в халате, — я стараюсь не улыбаться, но проваливаюсь. — Спасибо.

— Ты была бы хорошей медсестрой, — добавляет он. Я прекращаю рисовать и поворачиваюсь к нему с поднятой бровью.

— Но не очень хорошим доктором?

— Было бы забавно, если бы я сказал, что врачи важнее, чем медсестры, но это не так. В любом случае наоборот… Я не буду делать этого. Просто скажу, что ты будешь хороша в любой профессии, где требуется общение с людьми.

— Я буду это иметь в виду, если картина не сработает, — говорю я с улыбкой.

— То есть никогда? — Он хихикает, когда переходит к следующему облаку, на противоположной стороне комнаты. — Как ты думаешь, кем бы ты была, если бы искусства не существовало?

— Мертвой.

Оливер опускает свою кисть и смотрит на меня.

— Никогда не говори так.

Каким-то образом, одним взглядом, он убеждает меня.

— Хорошо, хорошо, наверное, учитель или школьный советник.

Он кивает и возвращается к живописи.

— Я думаю, то, что ты делаешь в жизни, идеально. Весь этот проект действительно невероятный.

— Просто делаю все, что могу, — я пожимаю плечами.

— Почему ты это делаешь? — спрашивает он, идя ко мне. — Я знаю, как сильно ты любишь работать с детьми, поэтому я знал, что, придя сюда и рисуя с ними, тебе будет это нравиться…но это? Это многое значит, Элли.

Я отворачиваюсь от его взгляда на облако перед собой и смотрю на стену, когда отвечаю:

— Это отстой, когда у тебя плохой день, тебе нужно вставать утром и заниматься своим бизнесом, потому что это ожидается. Представь себе, что ты болеешь, и у тебя нет выбора, кроме как приехать сюда и застрять здесь, глядя на те же четыре безобразные стены каждый день. Все мои неудачные дни кажутся такими глупыми, когда я слышу, как эти дети говорят о том, с чем они имеют дело, и они даже не жалуются ни на что, — говорю я, выпуская дыхание, когда отпускаю руку и поворачиваюсь к Оливеру лицом. Мое сердце подпрыгивает от того, что я нахожу в его глазах. Я иду к нему и вытираю краску под левым глазом. — Ты выглядишь уставшим.

— Это то, как выглядит двадцать часов работы подряд, но, как ты сказала, они не жалуются, и это не дает мне оснований жаловаться, — говорит он. Я отпустила руку и откинулась на пятки, все еще глядя на него.

— Ты хороший человек, Оливер Харт.

Его губы растягиваются в улыбке, и я смотрю, как его рука поднимается. Я готовлюсь к его прикосновению, но его рука так и не добирается до моего лица.

— Ты великая женщина, Эстель Рубен.

— Искусство довольно эгоистично. Я создаю вещи для себя и надеюсь, что другим это понравится, но это не похоже на большее благо, когда я что-то делаю. То, что делаешь ты, с другой стороны, совершенно бескорыстно.

Его зеленые глаза мерцают.

— Вот, где ты ошибаешься. Эта работа может показаться самоотверженной, но помощь этим детям заставляет меня чувствовать, что я оставляю свой след. Когда я помогаю им уехать в более здоровом состоянии, в отличие от их первоначального, это так… — Он вздыхает, отводя взгляд на мгновение. Его глаза снова встречаются с моими, он выглядит совершенно счастливым. — Это все. Я чувствую, что я важен.

— Ты действительно важен, — говорю я с улыбкой.

— Как и ты. Ты думаешь, что искусство эгоистично, но я думаю, что оно довольно щедро. Я не могу этого сделать. — Он машет руками по комнате. — Я провожу бессонные ночи и бесконечные дни здесь, чтобы убедиться, что этим детям становится лучше, но помимо дней, когда я объявляю, что они могут вернуться домой, я не улыбаюсь им.

Его слова заставляют мое сердце парить. Я возвращаюсь к стене и заканчиваю облако, над которым работаю. У Оливера есть способ сделать даже самые маленькие вещи, которые ты делаешь, более значимыми. Это часть его обаяния, я полагаю.

Мы прощаемся, балансируя на неизведанной территории. Я никогда не получала сто процентов Оливера. Насколько я знаю, только его работа получает это. В прошлом мы были друзьями…а потом больше чем друзьями…но это похоже на что-то другое. Я боюсь отпустить и получить больше, чем рассчитывала, а также боюсь ничего не получить.

Прошлое…

Я уже не помню, когда в последний раз плакал, за исключением того дня, когда я пришел в больницу навестить отца и увидел, как его тело наполовину сгорбилось. Возможно, он не был для нас идеальным отцом, но он всегда был полон жизненной энергии. Тем не менее, видеть его таким, было выше моих сил, тогда я начал работать в качестве помощника студентов, моя работа состояла из всего: от репетиторства до помощи в выборе классов — я был весь на нервах.

Сегодня утром я устроился за угловым столиком в кофейне возле дома моей мамы и работал над статьей по квантовой физике, пытаясь отвлечься от папиного состояния, когда Эстель села передо мной. Я вовремя поднял глаза, чтобы увидеть, как она скрестила ноги и улыбнулась мне, когда сомкнула губы на трубочке, торчащей из стакана, который она держала в руках.

— Что ты делаешь в этой глуши? — спросила она.

Я сделал глубокий вдох и опустил ручку. Я не видел ее несколько недель. Последний раз мы тусовались в переполненной закусочной. Я пошел с Виктором и взял с собой девушку, потому что понятия не имел, что Эстель будет там. Она вела себя не так, как ей хотелось. Она говорила с Мией и Дженсеном большую часть времени, но мне было неловко, когда она была там после того, как мы целовались так много раз…после того, как я хотел больше всего тех времен…и я был с другой. Я почувствовал облегчение, увидев ее сейчас, когда она заговаривала со мной, как будто все было в порядке, чего я так боялся после той ночи.