Виктория Холт - Невеста замка Пендоррик

— Она и тебе шьет?

— Ага. Оно золотою цвета. Она два делает, совсем одинаковых. Вот весело будет. Они не смогут отличить, где Ло, а где Хай.

— Ну, тогда иди, раз ждет.

— А пойдем со мной. Посмотришь. Платье ужасно красивое. Правда.

Она запрыгала к западной двери. Я поднялась и пошла за ней, так и не поняв, Ловелла это или Хайсон.

Взбегая вверх по лестнице, она напевала себе под нос. Я узнала песенку Офелии, которую пел тот странный голос, так напугавший меня недавно. Но ее пение было непохоже на то. Она пела монотонно, едва намечая мотив.

— Что это ты поешь? — спросила я.

Остановившись, она медленно повернулась и посмотрела на меня сверху долгим многозначительным взглядом. И я наконец узнала Хайсон.

— Это песня Офелии из «Гамлета».

— Ты в школе ее слышала?

Она мотнула головой.

— Мисс Бектив научила?

Я поняла, что мой голос звучал почти истерически, и она заметила это тоже и забавлялась.

Она опять помотала головой, ожидая следующего вопроса. Но я сказала лишь:

— Очень привязчивый мотив.

И поднялась по ступенькам.

Она побежала вперед по коридору и распахнула дверь в рабочую комнату Кэрри.

Кэрри сидела за старомодной швейной машинкой. Перед ней лежало платье золотистого цвета. В комнате стояло два портновских манекена, детский и взрослый. На детском было еще одно золотистое платье, на взрослом — вечернее платье из лилового крепдешина.

— А, вот и вы, мисс Хайсон, — сказала Кэрри. — Я вас ждала. Пойдите-ка сюда. Мне тут ворот что-то не нравится.

— Со мной и миссис Пендоррик, — сообщила Хайсон. — Она хотела взглянуть на платья.

Я подошла к маленькому манекену в золотистом платье.

— Прелестно! — похвалила я. — Это, конечно, платье Ловеллы.

— Пришлось на мисс Хайсон примерять тоже. Мисс Ловелла ни секунды не может стоять спокойно, — пробубнила Кэрри, зажав в губах булавки.

— Правда, — сказала Хайсон с важностью. — У нее ветер в голове. Ни на чем не в силах сосредоточиться. Бекки говорит, это просто несчастье.

— Идите же сюда, мисс Хайсон.

Хайсон чинно стояла, пока Кэрри снимала с нее старое платье, натягивала новое из золотистого шелка.

— Чудесное платье, — сказала я.

— Ворот надо исправить.

Кэрри тяжело дышала, подкалывая ворот и качала головой. Я подошла к другому манекену в лиловом крепдешине. Платье было мастерски сшито, как и все вещи Деборы, хотя и несколько старомодно, с оборками на подоле и кружевным воротником. Все вместе смотрелось очаровательно.

— Мне казалось, вы собирались шить розовое? — спросила я.

— Угу, — пробурчала Кэрри с зажатыми в губах булавками.

— Наверное, Дебора передумала. Но, помнится, она говорила о розовом.

Хайсон несколько раз кивнула и мотнула головой в сторону двери. Я взглянула. За дверью на распялке висело другое платье, точная копия этого, но розовое. Я не верила своим глазам.

— Кэрри их два сшила, правда, Кэрри? — сказала Хайсон. — Два золотых — мне с Ловеллой — и два этих — лиловое и розовое, потому что с той поры, как они уехали из Девона, они уже не носили одинаковые цвета. Все изменилось, когда они оттуда уехали, скажи, Кэрри.

Хайсон смотрела на меня почти торжествующе, и я разозлилась на нее.

— Да о чем ты говоришь, ради всего святого!?

Она уставилась на носки своих туфель и молчала.

— Кэрри! — потребовала я настойчиво. — Ведь мисс Дебора передумала, правда? Или она захотела сразу два платья, раз материал пролежал уже так долго, так ведь?

— Розовое — это для мисс Деборы. Ей идет розовое, — пробубнила Кэрри, не глядя на меня.

— А лиловое?

Хайсон вырвалась от Кэрри и подскочила ко мне, схватив меня за руку.

— Розовое она сшила для бабули Деборы, — прошептала она заговорчески, — а лиловое для бабули Барбарины.

Кэрри улыбалась, глядя на лиловое платье, и приговаривала:

— Лиловый твой цвет, дорогая. Я всегда говорила, что двух таких красивых леди, как мои мисс Дебора и мисс Барбарина, не отыщешь во всем Девоншире.

Я вдруг почувствовала, что в комнате жарко и душно.

— Мне пора, у меня еще много дел, — сказала я и вышла.

Я спрашивала себя, что кроется за таким странным поведением девочки, и не находила ответа. Я могла понять, что ум Кэрри слегка повредился от старости и от горя после смерти Барбарины, которую она очень любила. Но Хайсон-то тут причем? Просто она озорная девчонка, решила я. Может быть, по какой-то причине — но по какой же? — ее задело мое появление в Пендоррике? И эти намеки насчет блудного сына и ягненка…

Я оглянулась, с трудом удерживаясь, чтобы не вернуться в комнату. Вместо этого я прошла по коридору и остановилась перед дверью в комнату Деборы. Поколебавшись, я постучала.

— Войдите! — раздался голос Деборы.

Она сидела за столом и читала.

— Дорогуша, какой приятный сюрприз! — воскликнула она и добавила, внимательно всматриваясь мне в лицо. — Что-нибудь случилось?

— Нет… ничего особенного. Просто я слегка озадачена.

— Проходите же сюда, сядьте и расскажите мне, что вас озадачило.

— Хайсон… Она очень странная девочка, вы не думаете? Я ее совсем не понимаю.

Дебора пожала плечами.

— Порой очень трудно понять, что твориться в голове у ребенка.

— Но Хайсон так чудно ведет себя! Ловелла совсем другая.

— Экстроверт и интроверт. У них противоположные характеры, хоть они и близнецы. Это так обычно и бывает. Но скажите, чем она расстроила вас?

Я рассказала ей о том, что случилось только что в комнате у Кэрри.

Дебора вздохнула.

— Знаю. Она и раньше так делала, что бы я ни говорила. Я остановилась на розовом и выбрала фасон. И вдруг обнаружила, что она сшила и лиловое платье того же фасона. Ну что с ней поделаешь!

— Она что, действительно верит, что Барбарина жива?

— Только иногда. В другое время она соображает на хуже нас с вами. А порой живет в прошлом. Мне это не мешает. Пусть себе. К тому же платья совершенно одинаковые, так что я могу надеть любое.

— А что Хайсон? — настаивала я. — Кэрри с ней разговаривает, не так ли?

— Хайсон все прекрасно понимает. Я ей объяснила. И просила не обижать Кэрри. Она добрая девочка и жалеет Кэрри. Вы как будто не одобряете этого, дорогуша?

— Мне все же кажется, что это не… совсем здорово, — сказала я.

— Думаю, все вполне безобидно. И Кэрри доставляет радость. Зачем ей мешать, если ей нравится думать, что Барбарина жива. Когда ее мозг просветляется и она понимает, что произошло, она ужасно тоскует. В Девоншире ей легче воображать, что Барбарина здесь, в Пендоррике, и мы скоро поедем навестить ее. А здесь она беспокоится, ищет ее повсюду и ждет.

Я молчала, и она накрыла ладонью мою руку.

— Дорогая моя, — продолжала она мягко, — вы молоды и полны здравого смысла. Вам трудно понять тех, чей ум помутнен… Но пусть фантазии Кэрри вас не тревожат. Она уже давно такая. А я не вынесу видеть ее несчастной… Пусть себе говорит: «Мисс Дебора пойдет на бал в розовом, а мисс Барбарина в лиловом». Что с того?.. Кстати о платьях. А вы сама что наденете?