Надежда Волгина - Резус-фактор

А после обеда наша небольшая компания пополнилась на одного человека. Пришел муж Лоры – Петр.

Как же я удивилась, когда увидела его. Почему-то Петра Лоры я представляла себе огромным – почти русским богатырем. Косая сажень в плечах, скуластое лицо и русоволосый чуб… А вошел к нам субтильный мужичок, намного старше Лоры. Петр был не только ниже ее на целую голову, но еще и вдвое худее. Но со своей Лоры он пылинки сдувал. Она же милостиво позволяла ему это делать.

Лорик, тебе удобно, хорошая моя?..

Ой, а спинка не затекла? Давай подушечку подложу…

На вот, тебе табуреточку, положи на нее ножки, чтобы отдохнули…

И все в таком роде. Но получалось это у него так естественно и с такой неподдельной любовью, что не вызывало раздражения. Да он не только с Лоры пылинки сдувал, а и нас с Ингой обхаживал, как мог. Мне даже смешно было, как моя подруга с радостью присоединилась к нам, беременным, и принимала все мужские ухаживания с радостью и гордостью. Ну а Петр не уставал нас ими одаривать.

Погода выдалась дождливая, и почти все время мы провели в моих апартаментах. И так хорошо провели, что я и не заметила, как наступил вечер. Мы играли в дурака, Лора с Петей развлекали нас разными историями из своей жизни. Оказывается, познакомились они в Таиланде, когда Лора повезла туда группу туристов, в числе которых был и Петр. Так вот, там он захотел снять тайскую девочку для ночных утех. Не разглядел в девочке мальчика, а потом едва не убил того. Лора спасла трансвестита от смерти, а Петра от тюрьмы. Вот тогда и взяла в надежный и вечный плен его сердце.

Лора ушла провожать своего Петра, а мы с Ингой на какое-то время остались одни, хоть и она тоже собиралась уходить.

– Завтра не приеду, – сообщила подруга. – У Соньки художка, а мой благоверный выходит на какие-то внеплановые работы, – с раздражением добавила. – Слушай, а может у него баба какая завелась? – осенила ее по истине гениальная мысль.

– Не говори глупостей. Дима любит тебя, и у вас отличная семья!

– Ну это хотя бы могло служить оправданием его холодности, – пробормотала Инга.

– Нужны тебе такие оправдания! – разозлилась я. – Думай, когда что-то говоришь. И ты не допускаешь мысли, что у твоего Димы могут быть какие-то проблемы? Да хоть на той же работе…

Муж Инги работал главным проектировщиком в крупной строительной компании. Должность ответственная и даже очень. Кто знает, с чем ему там приходится сталкиваться. А эта дурочка сидит тут и ждет от него идиотской ревности! Фу! Зла на нее не хватает!

– Ладно, давай не будем о нем, – махнула рукой Инга. И замялась, поглядывая на меня.

– Ты чего? – сразу же напряглась я.

Знала я такой взгляд подруги. Это значит, что есть что-то еще, о чем она не хочет мне говорить. И как правило, это что-то всегда оказывается неприятной новостью.

– Не могу промолчать! – посмотрела она прямо мне в глаза. – Звонила твоя мать…

На несколько секунд пропал дар речи – не ожидала услышать от подруги именно это, не была готова. И спросить получилось хрипло:

– Что ей надо?

– С тобой хотела поговорить, что же еще, – грустно посмотрела на меня Инга.

Она ничего не понимала, а я ей не могла всего объяснить. Хотела, несколько раз даже собиралась это сделать, но в самый последний момент замолкала – не могла и все.

– Насть, почему ты с ней не общаешься? – вот уже в который раз задала мне подруга этот вопрос.

– Давай, присядем? – предложила я ей.

До этого она собиралась отправляться домой, но сейчас резко передумала. И дело было не в праздном любопытстве. Ингу я знала прекрасно и понимала, что она переживает прежде всего за меня.

– Знаешь, чего я больше всего стыдилась, когда училась в школе? Класса до восьмого точно?.. – начала я свой рассказ.

Он точно не будет длинным, потому что обо всем и не расскажешь. И он не будет эмоциональным, потому что во мне давным-давно умерли эмоции, связанные с этими воспоминаниями. Но он будет точно правдивым, потому что я решилась поделиться. И не с кем-нибудь, а с самой близкой подругой, которая никогда меня не подводила.

На мой вопрос Инга только покачала головой. Ну правильно, ей-то откуда знать.

– Своих тетрадок и дневника, – улыбнулась я.

Ну вот, теперь я даже могу улыбаться, вспоминая об этом.

– Правда что ли? – лицо Инги вытянулось от удивления.

– Да. Представь себе десятилетнюю девочку, которая рыдает рядом с учительницей и умоляет ту не ставить тройку в тетрадку или дневник. А весь класс ухохатывается, не понимая, почему эта девочка так унижается, даже позорит себя. Не понимает этого и учительница, старательно выводя красной ручкой жирную тройку…

Воспоминания моментально перенесли меня в детство, в один из дней, который я особенно запомнила.

– Переодевайся быстро и мой руки! – кричит мать из кухни.

На негнущихся ногах иду в свою комнату, стараясь не шуметь, как будто меня нет дома. Хоть она и слышала уже, как открылась дверь.

Убираю портфель на место, быстро переодеваюсь в домашнюю одежду и так же крадучись пробираюсь в ванную. Там мою руки так долго, как только получается, пока они не начинают хрустеть чистотой.

– Чего ты тут застряла? – распахивается дверь.

– Уже выхожу, – вместо собственного голоса слышу писк испуганного до смерти мышонка.

– Настя, посмотри на меня, – в голосе матери звучит сталь, меня же пробирает мороз и начинает знобить.

Поднимаю глаза, которые она изучает какое-то время.

– Неси тетрадки и дневник. Жду тебя в гостиной…

Она поняла! Она все поняла по моим глазам.

Мать сидит на диване, а рядом лежит папин ремень – широкий, с металлической пряжкой. Протягиваю ей тетради, а руки уже даже не дрожат, а ходуном ходят. И из глаз катятся слезы.

– Не реви, тупица! – рявкает мама. – Сама виновата!..

Не проходит и пяти минут, как она находит свежую тройку. Какое-то время рассматривает красную завитушку, которую я ненавижу всей душой. Не учительницу, что вывела ее, и даже не мать, что сейчас жестоко меня накажет. Тогда мне казалось, что во всем виновата эта цифра, которую считала самой уродливой в мире.

– Ты не подготовилась к уроку? – встает мать и идет ко мне с тетрадкой в руке.

Если рискну попятиться от нее, будет только хуже.

– Подготовилась, – шепчу и не слышу собственного голоса.

– Значит, ты тупая? – вкрадчиво спрашивает она.

– Тупая! Безмозглая! Бестолочь! Идиотка!..

Много еще разных и очень обидных слов, которые впечатываются в мое сознание намертво – ничем не вытравишь. И каждое слово мать сопровождает ударом – она бьет меня, куда попадает, несчастной тетрадкой. С каждым ударом та становится все более мятая. И потом мне не разрешается заводить новую.