Ульяна Гринь - Профессионально беременна

— Поскольку подследственный полностью признал свою вину, не вижу препятствий для свидания.

Он наклонился к ящику стола и выдал мне бланк, подвинул дешевую ручку:

— Пишите заявление.

В кабине для свиданий было душно и гулко. Между нами, как Берлинская стена, высилась до потолка стеклянная перегородка. Она выглядела не слишком чистой, но даже через мутное стекло я видела Данилу и всеми фибрами своей души хотела просочиться через телефонную трубку, чтобы оказаться рядом.

Трубку тоже было противно взять в руки, но я пересилила себя и, прижав к уху, спросила:

— Как ты?

— Нормально, — он улыбнулся своей обычной улыбкой — с ленцой и шармом. — Как ты себя чувствуешь?

— Если ты спрашиваешь про ребенка, то… у меня есть для тебя отличная новость.

— Ну-ка, ну-ка?

— Нет, сначала ты мне скажи: что это за история? Ты признал себя виновным? Откуда этот бред?

Видимо, мой вид внушил ему некоторые опасения, потому что Беркут поднял брови:

— Почему сразу бред?

— Ты спал всю ночь! У меня под боком, вот тут вот! — я ткнула себе в ребра пальцем. — И даже за ужином не спускался, помнишь? Нам Тома принесла поднос в комнату!

— Ева, — Данила прищурился и стал строже. — Ты спала и не слышала. Вот и все.

— Издеваешься?

— Нет. Я вполне серьезно.

Он скосил глаза раз, другой. Потом так широко открыл их, что я испугалась — вывалятся из орбит! И снова скосил глаза на телефонную трубку.

Прослушка!

Черт… Теперь и не поговорить по душам. Я стукнула кулаком по стойке и ткнула пальцем в Данилу:

— Ты! Ты, милый мой, станешь отцом через семь месяцев! И знаешь что? Ты станешь почетным трижды отцом! Поэтому бросай свои глупости! Я не собираюсь растить тройню одна!

Беркут вздрогнул от такой тирады и уставился на меня с таким видом, будто я сообщила ему о конце света, назначенном на завтра десять утра. Потом спросил:

— Женщина, что ты сейчас сказала? Кого ты не собираешься растить?

— Тройню! Твою! Одна!

— Ты сделала тест?

— Сволочь! Я с огромным удовольствием швырну тебе в твою наглую морду результат, потому что он будет строго положительным! И да, дорогой мой Данила, ты станешь отцом троих детишек! Так что изволь выйти из тюрьмы как можно скорее!

— С ума сойти… — пробормотал он, опустив трубку. Я стукнула в стекло:

— Эй! Не уходи от разговора!

— Я тут, я не ухожу! — все так же растерянно ответил он, снова прижав трубку к уху. — Тебе врач сказала? Ну, про тройню?

— Не только сказала, но и показала!

Я поставила на стойку сумочку, зажав трубку плечом, и принялась копаться в ней. На входе меня досмотрели (довольно мерзкая процедура) и в моих вещах тоже порылись. Думали, наверное, что несу любимому наркотики… Но фотографии с УЗИ не тронули. Теперь я схватила маленький квадратик и прилепила его к стеклу:

— Вот! Считай сам! Раз, два, три!

— С ума сойти… — повторил Данила, глядя на крохотные комочки в пещерках. — Раз, два, три… Точно три…

— Вот.

Я уже успокоилась. Надеюсь, осознание факта, что он скоро станет отцом, поможет Даниле собраться с мыслями и прекращать выгораживать невиновную Элю.

— Милая… Девчонка моя, — выдохнул Беркут в микрофон. — Все будет хорошо, договорились?

— Наверное.

— Дашка выкарабкается, все будет хорошо. Я тебе обещаю.

— Да уж постарайся, — пробурчала я довольная. — Завтра оглашение завещания, ты помнишь?

— Помню. Там будет мой адвокат, ничего не бойся, малыш.

Данила коснулся пальцами губ, потом приложил ладонь к стеклу. Я сделала тот же жест с улыбкой. Он не позволит мне остаться одной.

Жертва моя стала моим защитником.

И, конечно, он ни в чем не виноват. Что бы не говорил он сам и следователь…

Мы расстались с надеждой вскоре увидеться снова и не в СИЗО. Пока Костя вез меня по вечернему городу, в голове зрела мысль. Окончательно она оформилась, когда я вошла в прихожую дома. Было тихо и сумрачно — горничная забыла зажечь свет. Да и для кого? Дом пустой. Катя в Швейцарии, мать Данилы вернулась ненадолго в свою деревню, Эля ночует в Лисьем Носу. Меня немного напрягло отсутствие Семена, но я сочла его слишком трусливым, чтобы пытаться убить двоих. А вот отсутствие мотива было ненормальным.

Допустим, Алексей Петрович решил действительно переписать завещание и лишить доли наследства одного из своих детей. Или даже нескольких. Где новое завещание? Где хотя бы его начало? Бумаг в кабинете не нашли. Со слов Данилы я знаю, что полиция перерыла все, что могла и даже открыла сейф. В кабинете стоял шредер, но он оказался пустым.

А вот мешки с бумажной трухой стояли в маленькой кладовой рядом с пылесосом, щетками и коллекцией тряпок и тряпочек. И выбрасывались раз в два месяца. Я открыла дверцу и пялилась на мешки минуты две. Наконец, выбрала на вид самый свежий и вынесла его в холл. Зажгла свет повсюду. Вывалила кучу узеньких белых полосочек на темный ковер. Вздохнув, пошла на кухню заварить чай.

Ночка мне предстояла жаркая.

Через три часа я допила третью чашку чая, сидя в центре гигантского цветка. Лепестки его состояли из скелетоподобных листочков А4. Счастье еще, что этот шредер не режет бумагу на маленькие квадратики — с конфетти я бы не справилась.

Паззлы складывались медленно, но верно. У меня был почти целый счет за сторонние услуги садовника, три письма от банка с напоминаниями о возможности инвестировать, два испорченных чека, черновики исчерканной от руки бумаги… Складывать их было труднее всего. Но я чувствовала азарт гончей — это и были черновики завещания. Твердый почерк покойного Алексея Петровича — и твердые слова. «Завещаю все свое имущество…» «Моим детям…» «Моему сыну Да…» Видимо, сомневался и переписывал несколько раз. Почему сомневался?

Взяв очередную полосочку, я прочитала отчетливо: «моему сыну Тимофею Алексее…»

Так.

Значит, отец Данилы знал о втором сыне?

Знал и собирался вписать его в завещание?

Это меняет дело. Получается, что убил его человек, которому было невыгодно новое завещание. Черт! Знать бы, что писал Алексей Петрович в новом завещании… Пока эти черновики говорят только о сомнениях и метаниях. Надо побыстрее собрать полоски, может, я все-таки найду зацепку.

Была уже глубокая ночь, когда я наконец разогнула спину и выпрямилась. Три черновика лежали передо мной практически целые. Первый гласил, что все свои активы в виде недвижимости, ценных бумаг, денег в разных банках и акций в разных компаниях Алексей Петрович оставляет своим биологическим детям в равных долях. Второй — что все это же он оставляет сыну Даниле Алексеевичу. Третий — сыновьям Даниле и Тимофею.

Нигде ни слова о Катерине, Дарье и Эллине. И это странно. Конечно, вредный старик собирался лишить наследства кое-кого, о чем и заявил на обеде в день смерти, но сразу трех дочерей? За что?