Вера Колочкова - Три жизни жаворонка [litres]

Не прихватило, слава богу. Путешествие до туалета завершилось вполне благополучно. Настя предложила деловито:

– Я вниз спущусь, завтрак тебе приготовлю…

– Не надо, здесь оставайся! Сейчас Мария придет, все сделает! А ты давай развлекай меня как-нибудь, что ли… Сказки рассказывай, как Шехерезада… Все равно мне ничего пока нельзя – ни на работу нельзя, ни с тобой покувыркаться. Вся жизнь вмиг обнулилась, вот ведь как бывает… Буду лежать в полном покое, как доктор прописал. Раз надо, значит, надо. Пожить еще хочу. И не просто пожить, а хорошо пожить. Полноценно. Слышишь меня, куколка?

– Слышу, Борис.

– А чего молчишь, не отвечаешь мне?

– А что мне нужно отвечать? Все правильно ты говоришь… Надо лежать, раз доктор так велела. Соблюдать полный покой. Да, она еще советовала телефон отключить…

– А где он, телефон-то? Кажется, я его внизу оставил. Иди-ка, принеси!

– Борис… Врач ведь сказал…

– Тихо, куколка! Я своим домашним покоем сам командовать буду, поняла? Пару звонков сделаю, и баста. Иди, неси телефон…

Борис провел дома ровно неделю, не вставая с постели. Она все время была рядом, как верная преданная жена. Или собачка. Или куколка. Не поймешь. Еще и странные приступы тошноты начали мучить. Однажды и впрямь сильно вырвало, аккурат после обеда. Тетя Маруся всполошилась – что, что? Все продукты такие свежие, ни к чему придраться нельзя…

А она вдруг поняла, что это. Как-то враз осенило. Да и торопливо произведенные расчеты подтвердили догадку – да, да…

Поняла, и сразу легче стало. И смелость пришла – такая, что все нипочем… И поговорить с Борисом захотелось сразу, немедленно. Тем более он уже здоров был, собирался выехать по делам. Сидел у телевизора в гостиной, лениво переключал каналы, ворчал, что «опять показывают всякую ерунду, смотреть совсем нечего».

Села напротив, сложила руки на коленях, выпрямила спину, проговорила на выдохе:

– Я поговорить с тобой хочу, Борис!

– Ну, говори… – протянул он лениво, не отрывая взгляда от экрана.

– Я хочу развестись, Борис. У меня есть другой мужчина. Я его люблю.

Борис чуть нахмурил брови и напрягся лицом, глянул на нее слегка недоуменно:

– Что-то я не понял, куколка… Или ослышался… Ты чего сейчас такое пробормотала?

– Я хочу с тобой развестись…

– Ну это я услышал, да… А остальное? Кто у тебя есть, я не понял?

– У меня другой… Другой мужчина…

– Что?!

В наступившей гнетущей паузе некстати заверещала из телевизора веселая мелодия заставки к очередному ток-шоу, и Борис, бросив сквозь зубы короткий матерок, нажал кнопку отключения на пульте. Помолчал еще немного, потом произнес тихо и злобно, не поднимая глаз:

– Ну это я буду решать, куколка, разводиться тебе или нет. И с другим мужчиной тоже я буду разбираться. Сначала с ним, а потом – с тобой. Сразу предупреждаю – даже не знаю, что с тобой сделаю. Но свое ты получишь по полной программе. Говори, кто он? Ну?

От его тихого злобного голоса у нее по спине пробежал холодок и горло сдавило спазмом. Да и не могла она издать ни единого звука… Тем более имени Саши не могла назвать.

– Ну? Я слушаю! Кто он?

– Я… Я не скажу… – проговорила с натужной хрипотцой.

– Так я ж все равно узнаю, лучше сама скажи. Боишься меня, да? Правильно, бойся меня, куколка… Я с тобой добрым был, но, видать, ты не поняла моей доброты, не оценила. Я думал, ты умнее… Да, не зря говорят, что бабу надо изредка поколачивать для острастки… А я все с добротой – куколка да куколка! Ни в чем отказу не давал, выхолил змею на свою голову! Отъелась на вкусных харчах, обнаглела! И вот они, черти в тихом омуте, повылазили! Ну ничего, придется тебе показать твое место в доме…

– Я не останусь у тебя в доме, Борис. Я ж тебе объясняю – нам надо развестись…

– А я тебе объясняю, что это мне решать, поняла? Да плевать мне на твоего хахаля, я в два счета с ним разберусь! А с тобой… С тобой все ясно, куколка… Ты же никто по сути, пустое место, поняла? Ты всего лишь мясо, молодое да нежное! А я люблю молодое мясо, это да… Нравится мне тебя под себя подминать, а кого ты там любишь – не любишь, мне неинтересно! Так что здесь останешься, ублажать меня будешь! И всю оставшуюся жизнь ублажать будешь, и прощения у меня просить будешь! На коленках ползать, пока мне не надоест! А вот когда мне надоест, тогда и выкину, к чертям собачьим…

– Отпусти меня, Борис. Пожалуйста. Дело в том, что я… Я беременна!

– Что?! Что ты сказала, не понял?

Борис помолчал немного, потом сорвался с его губ привычный короткий матерок. Содрогнувшись от отвращения, произнес тихо:

– Фу, мерзость… Это что же значит… Это значит, я с беременной бабой последние дни сплю? Фу… А ну, давай быстро пошла отсюда, чего расселась? Давай-давай, чтобы духу твоего тут не было! Фу…

Настя поднялась на ватных ногах, шагнула прочь. Обернулась, хотела что-то сказать, но он выдохнул из себя резко и злобно:

– Брысь отсюда! Пошла, пошла!

Она вышла в прихожую, автоматически набросила на себя шубку. Хотела было сунуть ноги в сапоги, но услышала за спиной голос Бориса:

– А ну, оставь! Давай-давай, снимай шубу, она не твоя! Как пришла голая-босая, с тем и уйдешь! И сапоги тоже оставь, не протягивай руки! Ничего отсюда не возьмешь, не надейся!

– Но как же я пойду… Зима ведь…

– А босиком и пойдешь! По морозцу, по морозцу! Если любви захотелось, то добежишь и по морозцу! Давай, давай… Пошла отсюда, ну?

Он подошел, распахнул дверь, грубо подтолкнул ее к порогу. Она вдруг увидела на одной из полок в прихожей шерстяные носки домашней вязки – тети-Марусины. Она любила ходить по дому в шерстяных носках… Говорила, так шагов не слышно, хозяину не мешает.

Успела схватить эти носки, пока Борис выталкивал ее за порог. Вытолкнул, с силой захлопнул дверь. Она выскочила на улицу – босиком… Торопливо натянула на себя носки, прижала локти к бокам, чувствуя, как морозец тут же пробрался под легкий трикотажный костюмчик. Потом подхватилась и побежала.

Почему-то бежать было легко, хоть и холодно. Будто она парила по этому холоду, ничуть его не страшась. На улице в эту пору было уже темно, ни одного прохожего, во многих домах не горели окошки.

Она бежала быстро, очень быстро. Так ей казалось. Носки оказались ей великоваты, быстро скукожились от снега, заледенели. Но ступни холода не чуяли, даже странно.

А еще надо было прикрывать ладонями живот. Прижимала к нему пальцы, просила тихим шепотом – потерпи, милый, потерпи… Я быстро добегу, не бойся… Ты не успеешь замерзнуть, я быстро… Видишь, как я бегу? Даже ветер в ушах свистит…

Когда подбегала к Сашиному дому, вдруг вспомнилась, закрутилась в голове залихватская народная песенка – «По морозу босиком… к милому ходила»… И самой смешно стало. Наверное, это маленький так ее поддержал, послал ей песенку. Мол, не бойся, со мной все в порядке, я выдержу! Потом расскажешь мне, мамка, эту историю, как по морозу босиком до милого папки бежала! Погоди, мамка, это еще нашей семейной легендой будет…