Кэти Чикателли-Куц - Карантин

– Мы пойдем на колесо обозрения смотреть фейерверк.

Келси ждет продолжения.

– Я выиграю для тебя в метании колец самую большую мягкую игрушку. И мы будем есть хот-доги. – Мне казалось, должно быть что-то еще, потому что, произнося это, я осознавал, как уныло выглядит мое свидание.

Келси улыбается.

– Звучит хорошо. Все, кроме хот-догов. Меня от них тошнит.

Не знаю, почему я разочарован ее реакцией, но, кажется, она не замечает моего разочарования и вновь утыкается в свой телефон.

Мне интересно, проснулась ли Флора. Гордилась бы она тем, что я сказал нечто романтичное? Логически я знаю, что она должна быть рада за меня – в конце концов я следую ее советам из руководства для парней.

Но часть меня невольно задается вопросом, стоит ли вообще следовать ее советам.

Потому что на карантине все нелогично.

Когда просыпаюсь, уже нет того ощущения, будто вытаскиваю себя из зыбучих песков. Больше похоже на пробуждение после ночной зубрежки перед школой. Кажется, что устал каждый мускул, а каждый дюйм моего тела очень крепко спал. Но, по крайней мере, исчезло ощущение, будто вытягиваю себя из бездонной ямы.

На часах всего восемь десять утра, пятница. Самый ранний час, в который я проснулась сама с тех пор, как заболела. «Я больна, в больнице, на карантине», – думаю я. Теперь, когда чувствую себя более проснувшейся, можно одолеть мысли и посложнее.

«Оливер», – вот моя следующая мысль. Хотя он никогда не покидал моей головы, даже в том бесконечном колодце небывалой, казавшейся невозможной усталости. Я даже не знала, что клетки моего тела могут быть настолько измотанными, как сейчас.

Смотрю через коридор. Оливер еще спит.

Потягиваюсь и удивляюсь тому, как все болит. Кто же знал, что сон может быть таким болезненным? Провожу языком по зубам и клянусь: такое ощущение, что на них наросли ракушки. Уже и не помню, когда в последний раз чистила их. Хочу взять зубную щетку, но ванная кажется такой далекой.

Входит сестра, чтобы взять анализы, и удивляется, что я не сплю. Она сует мне в рот термометр, надевает манжету тонометра. Термометр пищит первым.

– Тридцать семь. Норма. – Она улыбается.

– Норма? Вы уверены? Эти штуки не могут врать?

– Иногда. Это одна из причин, по которым мы делаем анализы и днем, и ночью последние шестнадцать дней.

– Шестнадцать дней, – повторяю себе под нос.

– Что, дорогая?

– Ничего, просто считаю кое-что.

– Окей. Джои скоро придет.

– Могу я сначала принять душ?

– Конечно, но мне лучше помочь тебе. Ты уже давно не вставала с постели сама.

– Помочь мне принять душ? – Я не привыкла к тому, чтоб мне помогали, все должно быть наоборот. Это я должна помогать. Всегда помогаю.

– Да, дорогая. Политика госпиталя. Не беспокойся, там нет ничего такого, чего я не видела уже миллион раз.

– Да я не о том, – быстро говорю. – Просто… просто не привыкла просить о помощи.

Сложно даже произнести вслух слово «помощь».

– Ну, тебе и не нужно просить. Давай вымоем тебя и поменяем постельное белье.

Потом меня препровождают в душ, после которого я чувствую себя новым человеком. Даже зубы почищены щеткой и нитью.

Но к тому моменту, как возвращаюсь в постель, силы кончаются, и я праздную свою чистоту тем, что быстро засыпаю.

– Всем очень нравится твоя идея первого свидания! – говорит Келси, поднимая взгляд от телефона на меня. Иногда мне кажется, что телефон – часть ее тела, словно она держала его так долго, что он прирос к руке.

– Кому «всем»?

– Ты такой забавный, Оливер. Всем!

Должно быть, я все еще выгляжу растерянным, потому что она добавляет:

– Всем в социальных сетях! Ты снова шутишь? Иногда я не могу понять твоих шуток. – Она легонько толкает меня в плечо свободной рукой.

– Почему ты решила, что я шучу? – Флора не давала мне таких советов, но учительница в пятом классе, миссис Робинсон, говорила: если у тебя о чем-то спрашивают, а ты не понимаешь, о чем речь, задай встречный вопрос.

– Ты такой забавный, Оливер, – повторяет Келси, качая головой, и снова опускает взгляд к телефону.

«Моя девушка смотрит в телефон. Моя девушка пишет обо мне в социальных сетях. Я – парень Келси».

Я мог бы просмотреть видео, на котором приглашал ее на свидание, но не хочу вспоминать, какой я нервный придурок. Читаю комментарии:

«Келсер навсегда. #карантинейджер.

Оливер должен сводить Келси в Туннель любви. #карантинейджер.

О, Оливер такой милый. #карантинейджер.

Какое унылое свидание. #карантинейджер.

Проснись, Флора! #карантинейджер.

КЕЛСИ КОГДА-НИБУДЬ РАССКАЖЕТ ПРО ТО, КАК ПОЦЕЛОВАЛИСЬ ОЛИВЕР И ФЛОРА? Извиняюсь за капс. #карантинейджер».

Перевожу взгляд с Келси на окно палаты Флоры, ожидая, как обычно, увидеть ее спящей. Но потом смотрю пристальнее и понимаю, что ее глаза открыты. Она замечает, что я на нее смотрю, и улыбается.

Келси смеется чему-то в телефоне, и я оборачиваюсь. Когда вновь перевожу взгляд на Флору, она уже повернулась ко мне спиной.

Келси поднимает взгляд от телефона и улыбается. Вечернее солнце подсвечивает ее волосы и лицо. Хотел сказать ей, что она красивая, но слишком отвлекся на мысли о Флоре.

Она опускает взгляд, и я думаю: «В следующий раз».

– Жар просто взял и прошел! Как думаешь, он не вернется? – спрашивает мама.

– Я не врач, но, думаю, нет, – отвечаю. Не знаю, почему говорю это с таким сарказмом.

Я приняла душ, жар прошел, но раздражение осталось. Когда входит Джои, становится немного легче.

– Слышали хорошие новости о нашем карантинейджере? – спрашивает он у мамы.

– Да, конечно, – она вздыхает.

– Теперь, когда ей наконец-то лучше, вы, вероятно, можете вернуться в Бруклин, как мы и обсуждали. Вам же нужно к брату и племяннику.

– Погодите, что? – спрашиваю. – Ты уже уезжаешь? И когда вы это обсуждали?

– Ну, у нас определенно было достаточно времени, пока ты спала. – Джои подмигивает мне.

Это подмигивание напоминает отца, и теперь я раздражена еще сильнее.

– Ты и о Рэнди знаешь? О чем еще вы тут говорили, пока я спала? Или ты все это время планировала побег? – смотрю на маму.

Мама снова глубоко вздыхает, прикрыв глаза.

– Флора, ты даже не представляешь, как это тяжело для меня.

Не знаю, почему я веду себя так истерично.

– К тебе могли бы приехать папа с Голди, – говорит мама.

– Приехать сюда? – спрашиваю, растерявшись.

– Лагерь «Карантин»! – говорит Джои. – Или я должен сказать: «Лагерь “Хештег карантин”». Они заказали билеты и ждут лишь разрешения от нас… от тебя… чтобы купить их.

– Точно. Потому что ты, конечно же, поддерживал с ними связь, – говорю.

Джои то ли не замечает, то ли игнорирует мой сарказм: