Иван Зорин - Время сомнамбул

С лунатиками можно было делать все, что угодно. Они были, как горшки с цветами, которые приживались на любом подоконнике. И их переставляли с место на место. Однако предложенное мэром городское устройство, отдаленно напоминавшее прежнее, к которому все привыкли и которое он возглавлял, оказалось очевидной утопией и продержалось, как насморк, семь дней. Первым взбунтовался «вродетогошный» водитель.

— С какой стати я должен на этих, вроде того, корячиться? — мял он в руках бейсболку. — Они бы еще неизвестно, ухаживали бы за мной. Да поменяйся мы, вроде того, местами, вряд ли. — Он махнул рукой сверху вниз, будто отрубил голову курице. — И продуктами делиться зачем? Они же, вроде того, все равно уже не люди, животные, чего их кормить? Вот скотину кормят на убой, собака дом сторожит, а эти? Какой от них прок? — Он разошелся, забыв на время даже свое паразитическое слово, будто раньше, притворяясь, умышленно за него прятался. — Им же лучше больше не мучиться, и других избавят. Ясное же дело, они не поправятся, кто выжил, тот выжил, а остальные пусть сами как хотят.

Сидели в единственном оставшемся кафе, и его владелец, вытирая за стойкой вымытые бокалы, изучающе посмотрел на водителя. Тот, раскрасневшись, уткнулся в тарелку.

— А ведь он прав, — неожиданно поддержал его учитель, обращаясь к священнику. — Талмуд, к примеру, предписывает не делить в пустыне бутылку воды, если на всех ее не хватит, а выпить самому. Пусть лучше один спасется, чем все погибнут. Рационально, черт возьми! — В уголках глаз у него собрались морщинки, но взгляд оставался серьезным, так что было неясно, шутит он или нет. — А евреи-то совсем не дураки, раз всему миру бога дали.

Священник на мгновенье оторопел.

— Вы это серьезно?

— Про бога? Конечно. А разве не так? С другой стороны, откуда знать, хватит на всех бутылки или нет, может, пустыня-то вот-вот кончится. Чистая софистика получается.

— Эх, — облегченно вздохнул священник, — вам бы только трезвонить. Уж кажется, через такое прошли, а все не меняетесь. — Он повернулся к водителю. — Нельзя быть таким жестоким.

Водитель поднял глаза.

— Это я жестокий? Да я с утра до ночи горбачусь, пока эти во сне прохлаждаются. Я что ли виноват в их болезни? А получается, лучше бы я вирус цапнул — отдыхай себе целыми днями! — Он деланно расхохотался. — Это жизнь, святой отец, жестокая, не я. Вон солдаты в тундре половину города положили, и ничего — добренькие, все с рук сошло. Короче, как хотите, а я выхожу из игры.

— Я тоже, — поднялся провизор, разглаживая волосы «на пробор». — Не вижу никакого смысла во всем этом участвовать. Не жизнеспособная система, глупая.

— И я, — раздался в углу голос полицейского. — Не до лунатиков, все погибнем, неизвестно, кто вперед.

— Вот именно! — снова вставил водитель. — Сами к могиле идем, а еще их на себе тащить.

— Но мы без вас не справимся, — с отчаянием сказал священник. — В приюте и так рук не хватает.

— Тогда будьте человеком, вроде того, — убежденно рубанул воздух водитель, к которому вернулось слово-паразит, — кончайте благотворительность.

Он с ненавистью посмотрел на священника, готовый, казалось, запустить в него бейсболку.

— И детский сад — одно название, — вздохнула грузная воспитательница. — Просто курам на смех, эти дауны с утра до вечера сидят по углам, как примороженные, с ними не поиграешь, не поговоришь. В конце концов, я же обычная нянька, а не врач-дефектолог.

Стало слышно, как вытирает бокалы владелец кафе. Молчавший до сих пор мэр тяжело поднялся.

— Раз к этому пришло, я слагаю с себя полномочия. Пусть будет что будет, я же не могу вас заставлять.

Упрямо сжав кулаки, он вышел первым. За ним стали расходиться остальные. Последним, не прощаясь, кафе покинул учитель. Хозяин, с полотенцем наперевес, закрыв за ним дверь, подумал, что теперь ее можно заколотить.

Заявляя, что не может никого заставлять, мэр лукавил. На руках у него оставался сильный козырь — продукты, которые ежедневно доставляли вертолеты. Это все понимали. И мало кто готов был мириться с таким положением. Таким образом, грозила разразиться война. С древнейшим из мотивов — за пищу. Уже на другой день после собрания в кафе, положившего конец власти городского главы, на центральную площадь явились почти все остававшиеся здоровыми.

— Надо бы, вроде того, каждому выдать его долю, — дожидаясь вертолетов, твердо заявил водитель.

— Разделим по-честному, — поддержал провизор.

— На аптекарских весах? — подковырнул его учитель. — А духовные весы священника больше не устраивают?

— Ой, только не надо иронизировать, прошли те времена. Что же касается святого отца… — провизор на мгновенье замялся. — Нет, не устраивает, он же возится с лунатиками, а мы их больше кормить не намерены. — Он смело заговорил от лица всех. «Кто мы?» — хотел было перебить учитель, но, увидев угрюмые сосредоточенные лица, промолчал. — Пусть, если хочет, отдает им свою долю.

— Ничего умнее, значит, не придумали, как обобрать заболевших бедолаг? — Мэр произнес это с наигранным весельем, запустив пятерню в шевелюру. — Хотите оттяпать их долю провизии. Ну-ну, к этому шло.

На мгновенье протестовавшие смутились.

— Их долю? — первым нашелся провизор. — А по какому такому праву? Пусть сначала докажут, что могут есть наравне с другими.

— И как же они докажут?

— А это уж их дело. — Он снова обвел взглядом собравшихся, получив молчаливую поддержку. — А пока — все наше.

— Дело ясное, — подвел черту полицейский, — старый порядок рухнул, теперь каждый за себя.

Мэр сжал кулаки.

— Я сложил свои полномочия и от своих слов не отказываюсь. Однако кого мы выберем городским главой?

— Никого! Хватит, вроде того, подчиняться, теперь будем сами по себе.

Мэр категорично замахал руками, скрещивая их в воздухе.

— Нет, анархии я не допущу! Назначайте новые выборы, а пока я буду временно исполнять обязанности городского главы.

Учитель и священник, подойдя к нему, встали плечом к плечу.

— Ладно, пусть, вроде того, будет по-вашему, недолго осталось командовать.

В этот раз до стычки не дошло, но все осознавали, что это вопрос времени.

Две застреленные лагерным охранником овчарки не стали исключением. Когда вирус перекинулся на животных, город вымер. Исчезли птицы, раньше сидевшие на обвисших проводах, куда-то делись чирикавшие в кустах воробьи, не попадались больше голуби, ворковавшие на площадях, пропали даже крикливые, вечно сновавшие чайки, высоко в небе больше не летали стрижи, не кружили ласточки. Домашние животные словно взбесились. Поджав хвосты, убегали в тундру сторожевые псы, за ними тянулись скулящиие дворняги и мелко трусили коротконогие декоративные собачонки, в прежние времена отрывисто тявкавшие с подоконников. Незаметно исчезли кошки. Последними в тундру с отвратительным писком побежали стаи крыс. Там они все были обречены стать легкой добычей волков, а если умрут своей смертью — стервятников. Вирус получал распространение, расширял ареал своего обитания. Мэр срочно позвонил губернатору, сообщив об этой новой опасности.