Франсуаза Бурден - Обещание океана [litres]

Он положил трубку, явно расстроенный, и Маэ почувствовала, что ее охватывает негодование. За кого он ее принимает? Если ему повезло распоряжаться своим временем и своими деньгами так, как ему заблагорассудится, то она не могла похвастаться ничем подобным. Более того, она не принадлежала даже самой себе. Как можно за два дня уладить все дела и улететь в Нью-Йорк? Конечно, ей хотелось в Нью-Йорк, и даже очень, но сама мысль об этом казалась нелепой. В предложении Алана было что-то несуразное и даже разочаровывающее. Но было ли оно действительно серьезным? Ему должно быть хорошо известно, что у нее нет никакого способа вырваться на свободу! Может, он таким образом развлекался за ее счет, но ей это совсем не казалось забавным.

Она бросила взгляд на маленького Артура и увидела на его лице тревогу. У его ног валялись осколки шара.

– Ничего страшного, – поспешила утешить его Маэ.

– Но теперь одного не хватает!

– Их и так много, а надо, чтобы и ветки были видны. Не расстраивайся. Если ты проголодался, я приготовлю горячий шоколад.

Ей хотелось, чтобы ему было уютно, но она также ждала, что он расскажет что-нибудь о своей матери и о том, как они живут. Поскольку понимала, что ни одно слово Розенн нельзя принимать на веру. Она повела Артура на кухню, стараясь выбросить из головы разговор с Аланом, который совершенно выбил ее из равновесия. И уязвил.

– У твоей мамы сегодня вечером будет много работы, – начала Маэ бодрым тоном.

– Она всегда занята – то в отеле, то с клиентами, то со своим другом…

Он замолчал и опустил нос в чашку, вдыхая аромат горячего шоколада. Она подождала, когда мальчик его выпьет, и продолжила:

– Ее друг? Иметь друзей – это замечательно. У тебя есть друзья в школе?

– Нет.

– А… А друг твоей мамы – он хорошо к тебе относится?

– Не знаю. Я его не видел. Можно мне еще шоколада?

– Хорошо, но не наедайся слишком – вечером у нас будет вкусный ужин!

– А мороженое?

– Э… будут пирожные, куча маленьких пирожных: шоколадное полено, эклерчики, корзиночки с фруктами.

– А подарок, который мама положила мне в сумку, можно мне развернуть его сейчас?

– Нет! Мы положим его под елку рядом с другим подарком, от меня. Раз ты уже не веришь в Санта-Клауса, сможешь открыть их сразу после ужина.

– Будем только ты и я?

– Будет еще мой папа, которого зовут Эрван. Он старый, но очень добрый, хоть и ворчит иногда. И еще будет моя подруга Армель.

– Она тоже принесет мне подарок?

– Не знаю. Она с тобой не знакома, но может быть, и принесет.

Маэ убрала чашки и спросила себя, чем же занять его до вечера.

– Хочешь погулять по набережной? Мы можем пойти на пляж или в порт, если ты хочешь посмотреть на корабли.

– Не люблю корабли. Мама говорит, что на них опасно.

Розенн была не права, внушая такие страхи своему сыну, но это явно была не единственная ее ошибка.

– Ладно, тогда просто погуляем по Морскому бульвару и посмотрим на них издали.

– А мороженое купим?

– Зимой там не продают мороженое.

– Тогда блины!

– Я смотрю, ты думаешь только о еде! – ответила она, смеясь.

Очевидно, бедного мальчика не очень баловали. И плохо воспитывали.

– Посмотрим, что встретится нам по дороге.

Она собиралась показать ему праздничные улицы и витрины в рождественских гирляндах, но больше всего ей хотелось отвлечься мыслями от Алана. Снег уже растаял, по тротуару растекалась жижа, и Маэ быстро поняла, что в Эрки не так уж много развлечений для десятилетнего мальчика. Зимой жизнь города была сосредоточена в порту, и за пределами портового рынка мало что происходило.

– Ты дружила с моим папой?

Неожиданный вопрос мальчика взволновал Маэ. Что его мать могла рассказывать об отце, которого он никогда не видел?

– Дружила… – наконец согласилась она.

– Он был плохой, да? Мама говорит, что он утонул, потому что был плохой.

Маэ в панике подыскивала подходящий ответ. Розенн по глупости вбила сыну в голову дурацкие мысли. Сказать о шторме и несчастном случае? Но это никак не примирит мальчика с морем. Она чувствовала, что он замедляет шаг, пытаясь высвободить руку. Подняв голову, он смотрел на нее доверчивым взглядом – растерянным и одновременно полным надежды.

– Ну, скажи, – настаивал он.

Отвертеться было невозможно, требовалось дать какое-то объяснение.

– Плохой? Нет… он был хороший моряк, очень храбрый, и к тому же красивый мужчина.

То, что она сама поет дифирамбы Ивону, казалось Маэ верхом безумия, но она продолжала:

– Он был бы рад, что у него такой славный сын, как ты.

– Если он был плохой, – упрямо возразил Артур, – он не мог попасть на небо.

Розенн, судя по всему, совершенно спятила. Может, она подучила сына, чтобы он задавал Маэ вопросы? Но неужели она настолько испорчена…

– Кто тебе это сказал?

– Мама…

– Может, она сердилась? Иногда мы говорим сгоряча не то, что думаем. Твой отец наверняка на небе.

– Нет! Он на дне моря!

Выкрикнув эти слова, мальчик неожиданно рванул вперед. Маэ бросилась за ним, но он бежал быстро, и ей пришлось приложить силы, чтобы догнать его.

– Ты должен держать меня за руку, – сказала она ему твердо. – Здесь ездят машины, это опасно.

Несколько секунд она испытывала настоящий страх, и это заставило ее говорить откровенно.

– Послушай меня, Артур. Есть вещи, которые ты поймешь, когда вырастешь. Несчастный случай может произойти с любым человеком: и с хорошим, и с плохим. Случайность – штука несправедливая, да, но это нужно принять. Когда ты думаешь о своем отце, думай, что он был хороший.

Эти слова жгли ей горло, но отчаянный взгляд ребенка не оставлял ей выбора.

– Я хорошо его знала, так что можешь мне верить. Ладно?

После некоторых колебаний он кивнул, и на его лице появилось даже что-то вроде улыбки.

Алан нехотя надел костюм и повязал галстук, зная, что его друзья тоже будут при параде по случаю Рождества. Его не вдохновлял предстоящий вечер, а главное, он до сих пор был в плохом настроении после разговора с Маэ. Кем она себя воображала? Незаменимых людей нет, она могла бы освободиться, если бы захотела. Хотя он почувствовал ее колебания. Соблазняла мысль о Нью-Йорке, но отталкивала перспектива лететь туда с Аланом? Он не считал себя экспертом, но достаточно знал женщин и видел, что Маэ с ним хорошо. После ночи любви она прижалась к нему и заснула. Проснувшись утром, он смотрел на нее, спящую, и чувствовал такой трепет, какой уже давно не испытывал. Она трогала его, волновала. Это смятение чувств испугало Алана; он сдерживал себя, стараясь сохранять с ней дистанцию. Он не хотел влюбляться, но, увы, это уже происходило – чего стоила только его идея пригласить ее с собой в Нью-Йорк! А его в ответ послали, как идиота, – кем он, впрочем, и является. Неужели жизнь так ничему его и не научит?