Мариана Запата - От Лукова с любовью [litres]

Маленький розовый поросенок топал по моим ступням, и в моей душе творилось такое… что я не в состоянии описать.

Я не знала, что, черт возьми, случилось с кроликом, которого я видела, но была поглощена тем, что всматривалась в возбужденные морды и мелькающие хвосты.

И если кто-то и был бы удивлен, что я провела два часа на улице, играя с пятью собаками и поросенком, то не больше, чем я. Даже не потому, что дерьмово чувствовала себя за десять секунд до этого, но мне казалось, что боль отступает, когда они тыкались своими мордами в мои ноги и руки.

Итак, несколько часов спустя, когда Иван вышел из дома и сказал, чтобы мы возвращались, я не слишком жаловалась, тем более не тогда, когда заметила, что он все еще пребывает в дурном настроении.

Продолжая дуться, он стоял неподвижно и держал на руках кролика, прижимая его к груди.

И я определенно не жаловалась на то, что у него было плохое настроение, когда он прошел на кухню, которую моя мама назвала бы деревенской.

На холодильнике у Ивана висела белая доска с написанным на ней меню обеда и ужина на каждый день. Итак, учитывая, что это была суббота, он достал упаковку куриных грудок, а поскольку в меню на холодильнике было написано КУРИЦА, ЖАСМИНОВЫЙ РИС, СВЕКЛА, то я подумала, что мы будем есть именно это. Раньше я предполагала, что у него есть шеф-повар или что-то в этом роде, но теперь пришла к заключению, что совсем не знаю его.

Итак, перебрав всякую хрень – и поглядывая на стеклянную вазу, наполненную конфетами «Херши Кис», стоявшую на столешнице, – я нашла в кухонном шкафу жасминовый рис, а затем – кастрюлю подходящего размера, при этом, когда я искала ее, он продолжал игнорировать меня. И мы принялись стряпать. Я позволила ему заняться свеклой, потому что не знала, что с ней делать. Кроме того, для начала я была неважной поварихой, главным образом потому, что могла бы жить на одном запеченном мясе, приправленном только солью и перцем, любую крупу я могла сварить в рисоварке, и если бы это зависело от меня, то я до конца жизни ела бы приготовленные на пару или запеченные в духовке овощи.

Как раз в тот момент, когда я отмеряла по полторы чашечки риса для каждой тарелки – потому что у Ивана на белой доске было написано, сколько чего нужно было положить ему в тарелку, – зазвонил его мобильник. Беря его со стола, он задел меня и мгновенно ответил:

– Алло.

Я заканчивала отмерять рис, когда услышала, как он говорит:

– Да, она здесь… Лучше, но она еще больна… – Очевидно, говоря «она», он имел в виду меня. Я так думала. Вопрос заключался в том, с кем, черт побери, он разговаривал? – Завтра?.. Это зависит от того, что у нас будет… Это пойдет… Хорошо. Звучит заманчиво. Тогда увидимся завтра… Я тоже тебя люблю. Пока.

Я сказала себе, что меня не касается, с кем он говорил.

Но, если бы он оставил свой телефон лежать поблизости и я могла бы подобрать пароль, я бы посмотрела.

Иван ничего не сказал мне о том, куда мы поедем или что мы будем делать, а мне, разумеется, чертовски не хотелось спрашивать, поэтому я молчала и не вмешивалась, когда он заканчивал раскладывать еду по тарелкам, и потом, когда мы ели.

Я как раз проглотила последний кусочек курицы с лаймом, которую он пожарил в кипящем кокосовом масле, когда Иван, отодвинув свою тарелку, наконец повернулся ко мне с точно таким же раздраженным лицом, как два часа назад. Даже его дурацкие негнущиеся плечи были напряжены.

Я лениво посмотрела на него, ожидая самого худшего.

Итак, поскольку я ожидала, что он пошлет меня куда подальше, я не предвидела того, что он на самом деле заявил:

– Я хочу, чтобы ты снова аннулировала свои аккаунты.

– Что?

Он повторил то, что сказал:

– Я хочу, чтобы ты снова аннулировала свои аккаунты. Немногочисленные подписчики не стоят того, чтобы ты получала подобную дрянь по электронной почте.

Что, черт возьми, происходило?

– Иван, – смущенно начала я. – Я не знаю, приходят мне до сих пор эти письма или нет, но личные сообщения и комментарии не…

– Мы также можем уничтожить наши первые совместные снимки. Ли поймет, – сказал он, при этом каждое его слово звучало все более и более гневно.

Что же, я была не из тех, кто подставляет других, но …

– Она знает о них. Или имеет о них представление. Мы говорили об этом несколько месяцев тому назад.

Судя по тому, как неловко я почувствовала себя под взглядом его ярко-голубых глаз, в них были вставлены лазеры.

– Что?

– В самом начале, когда я согласилась стать твоей партнершей, мы говорили об этом. Я рассказала ей немного, я отчасти намекнула ей, почему я аннулировала свои аккаунты.

– Подожди секунду…

Я проигнорировала его.

– Она попросила, чтобы я сказала ей, если все возобновится, но я не сказала. Начнем с того, что я просто перестала читать свою электронную почту.

Он моргнул:

– Ты рассказала ей. Но не рассказала мне.

Почему, черт возьми, он говорил так жестко, как робот?

– Да. – Потому что не рассказала. – Я думала, что тебе не нужно об этом знать.

Да, он снова вышел из себя.

– Ты думала, что мне не надо об этом знать?

– Да, думала. Мы тогда почти не разговаривали. Мне казалось, что это не имеет смысла. Какое тебе до этого дело? – спросила я его, пожимая плечами, не ощущая вины за то, что сделала.

– Какое мне до этого дело? – пробормотал он себе под нос, по-прежнему глядя на меня убийственным взглядом.

– Нет, я понимаю. Мы друзья. Мы партнеры. Но остынь. Я в порядке. Я никогда не получала агрессивных сообщений или угроз. Это всегда были просто… фотографии и видео. Возможно, я даже уже не получаю их.

В какой-то момент, пока я говорила, он откинул голову назад и уставился в потолок. Он не смотрел на меня, когда произнес так, словно был сделан из сплошного металла:

– Именно поэтому ты не хотела сниматься для «ТиЭсЭн»?

Мне не хотелось говорить ему, но я сказала:

– Да. И поэтому тоже. Я не лгала, когда сказала тебе, что не хочу, чтобы ты тоже смеялся надо мной.

Продолжая разглядывать балки на высоком потолке, он издал стон, который, в сущности, был похож на рычание. Он вздохнул. Он вздохнул и покачал головой.

Потом я, в свою очередь, вздохнула.

– Перестань. Все хорошо. Я знала, что делала.

После этого его подбородок опустился.

– Да, в том, что ты ведешь себя как упрямая ослица, нет ни черта хорошего.

Я усмехнулась.

Он пристально посмотрел на меня.

Ладно, возможно, он был прав.

– Слушай, я не хочу, чтобы кто-то волновался. У каждого в жизни полно стрессов, к чему добавлять новые… Я не могу… Я не перестану жить своей жизнью и носить то, что хочу или не хочу из-за того, что кто-то – полный кретин. Начнем с того, что мне противно от того, что меня это так сильно волнует и волновало.