Рейчел Липпинкотт - Все это время

Но на миг мне становится очень горько. Я еще никогда не видел Сэма таким.

– Сколько раз Ким с тобой порывала? Ты хоть помнишь? – спрашивает он, вставая.

Я вскакиваю. Не дам себя запугать!

– Зато ты, похоже, помнишь. И сколько же?

Сэм обеими руками хватает меня за ворот, сжимает кулаки, и теперь в его глазах сверкает неприкрытая ненависть.

– Семь! Семь раз, считая с девятого класса…

Внезапно всё разочарование, которое я подавлял на протяжении последних нескольких месяцев, прорывается наружу. Я злюсь на Сэма. Злюсь из-за всей этой ситуации. Да кем он себя возомнил, черт побери? Как он смеет указывать, как мне надлежит себя чувствовать?

– И она собиралась сделать это снова, Сэм! Вот только она умерла! – Пальцы Сэма, стискивающие мой ворот, разжимаются, и я отталкиваю его. – Что я должен делать? Вечно чахнуть? Перестать дышать?

– Я бы страдал вечно, – говорит Сэм. Вся его злость внезапно исчезает, плечи поникают, словно ему на спину взвалили тяжкий груз. Потом… он признается. – Я тоже ее любил. Любил по-настоящему. И я бы никогда ее не отпустил.

Мы смотрим друг на друга, его слова оглушают меня, лишают дара речи. Но Сэм еще не закончил.

– Ты ее не заслуживаешь, Кайл, – тихо говорит он. – И никогда не заслуживал.

Он поворачивается и быстро уходит с поля, его широкоплечая фигура становится всё меньше, пока совсем не исчезает вдали. Я провожаю его взглядом, чувствуя, что голова идет кругом.

Сэм любил Кимберли?

Теперь я понимаю, все кусочки мозаики встают на место. Сэм всегда принимал сторону Ким и защищал ее, всегда ей уступал. После ее гибели он был раздавлен горем.

Как же я этого раньше не замечал? Как не увидел за все эти годы, что мой лучший друг влюблен в мою девушку?

Другие парни делают вид, что наша с Сэмом стычка их совершенно не интересует. Ни один не подходит ко мне, да я этого и не жду. Уже давно я близко не общался ни с кем из этих ребят. До сих пор я этого не понимал, но теперь осознал, что, уйдя из команды, всех их бросил.

Только Ким и Сэм остались рядом со мной.

Как же я не догадался, что Сэм любил Кимберли?

Потому что я был эгоистом.

Эти слова звенят у меня в голове с ужасающей ясностью. Горькая правда.

Я смотрел на мир, на друзей, на свою девушку сквозь собственные невидимые линзы. Ни разу я не попытался посмотреть на окружающих, поставив себя на их место.

Позже вечером мама заглядывает в мою комнату и застает меня за увлекательным занятием: я таращусь в потолок, смотрю в одну точку.

– Ты это носил, так что помоги сложить, – говорит мама, ставя на пол возле двери корзину с выстиранным бельем. С жалобным стоном я скатываюсь с кровати и вслед за мамой иду наверх, одной рукой прижимая к ушибленному боку упаковку замороженного горошка, а другой рукой балансирую корзиной.

Мы заходим в мамину комнату и начинаем складывать белье, причем мама то и дело на меня посматривает.

– Мне казалось, это будет легкая тренировка.

– Это из-за меня. Хотя Сэм…

Я не собирался ничего говорить маме, но не могу перестать думать о сегодняшнем столкновении с Сэмом. Поэтому, я обо всём рассказываю. Про ссору и про Марли.

– Сэм прав, – говорю я после минутного молчания, глядя на футболку с логотипом старшей школы Эмброуз. – Может быть, я вообще никогда не заслуживал Кимберли. Может, она была слишком хороша для меня.

– Что этот Сэм понимает? – говорит мама, сворачивает пару носков и пихает их мне в руки. – Ты можешь дружить с кем захочешь и… заводить другие отношения.

У меня в животе всё переворачивается, но прямо сейчас я не могу об этом думать. Не могу выбросить из головы слова Сэма.

– Он любил Кимберли, – говорю я наконец, ожидая, что мама удивленно вскинет глаза, ахнет. Мама просто кивает. Она знала. Выходит, всё это время лишь я один пребывал в неведении?

А Кимберли знала?

Еще один вопрос, который я никогда не смогу ей задать.

Смотрю, как мама складывает полотенце, ее лицо задумчиво.

– Итак… Что ты будешь делать? – спрашивает она.

– В смысле?

Мама возводит глаза к потолку, всем своим видом показывая, что мне стоило бы быть более сообразительным.

– Ты безнадежный романтик, сынок. Я наблюдала за тобой и Кимберли с тех пор, как вам было по восемь лет. Как только ты отдал ей свое сердце, никому другому не стоило и пытаться, хоть ты и доводил вас обоих до сумасшествия, – говорит она наконец. – Но из-за этого ты никогда не представлял себе свою жизнь без Кимберли. Она стала центром твоей жизни, и… в отношениях это большое давление на партнера. Слишком большое давление на человека, который еще сам толком не понял, какой видит свою жизнь.

– Мама, я…

– Просто послушай. Почему ты заказал для Кимберли этот браслет?

– Потому что я ее любил, – твердо говорю я. – Хотел показать ей, как сильно я ее люблю. – Мама молча смотрит на меня, выгнув бровь, словно ждет продолжения. Я длинно выдыхаю и отвожу глаза, медленно складываю пару штанов. – И… потому что я понимал, что между нами что-то не так. Я думал, браслет напомнит ей обо всём, что мы вместе пережили, покажет, что вместе мы можем всё исправить.

Мама кивает.

– Ты всегда пытался улаживать разногласия, вместо того чтобы задуматься об их причине. Трудно построить что-либо, если фундамент треснул. – Она берет из корзины очередную рубашку. – Это не значит, что вы двое друг друга не любили. Просто, возможно, вы двое не были на одной волне.

Не были на одной волне. Иногда, когда мы ссорились, у меня действительно складывалось впечатление, что мы говорим о разных вещах. Я вспоминаю тот злополучный вечер и наш с Кимберли разговор в машине. Слышали ли мы друг друга, или каждый говорил о своем?

Сколько раз мы говорили, не слыша друг друга, и даже этого не понимали?

– Ты всегда думал, что Ким будет частью твоей жизни, но тебе нужно жить самому. У нее больше нет права голоса. У тебя впереди много дней, и все они могут стать такими, как сегодняшний: будешь сидеть и складывать белье на пару со своей любящей, преданной матерью… – Она складывает рубашку, а я замираю, держа в каждой руке по непарному носку. – Или ты можешь попытаться жить своей жизнью без Кимберли, позволить себе жить по-настоящему. – Мама смотрит на меня. – И посмотреть, куда тебя занесет ветер.

Я улыбаюсь, какое-то время молчу, складываю пару джинсов. Ким сказала то же самое, почти слово в слово. Кимберли хотела посмотреть, какой станет наша жизнь, если мы разойдемся.

Она всё понимала. И моя мама это понимала.

Только я один долгое время был упрямым болваном.

На этот раз в голове у меня проясняется. На этот раз… возможно, я понимаю.

И с этим пониманием приходит осознание, что Сэм был одновременно прав и неправ.