Рейчел Липпинкотт - Все это время

Когда мы входим в кухню, Марли оглядывает аккуратно накрытый стол, сложенные салфетки, свечи, которые я поставил на полку встроенного шкафа. Она касается края тарелки-цветка, и на ее губах наконец появляется улыбка.

– Потому что каждый заслуживает собственное пространство, – говорю я.

Марли краснеет.

Мы садимся за стол. Повисает неловкая пауза, между нами возникает напряжение. Теплое электричество. Интересно, Марли тоже это чувствует? Пытаюсь избавиться от этого ощущения, непринужденным тоном предлагаю приступать к еде.

Беру свой хот-дог и откусываю огромный кусок. Напряжение немного спадает, и вскоре Марли уже смеется, пробует все приправы и закуски понемногу.

Хотя больше всего ей, почему-то, нравятся даже не приправы, а…

– Только попкорн? – недоверчиво спрашиваю я, глядя, как Марли осторожно кладет белый шарик на свой хот-дог и откусывает кусочек. – Из всех этих приправ ты больше всего любишь попкорн?

Марли игриво пожимает плечами.

– Наверное, в глубине души я утка.

Не могу сдержать улыбку. Остаток ужина я шокирую ее, поглощая хот-дог, сдобренный немыслимыми комбинациями приправ; пожалуй, наиболее гениальное мое изобретение – это смесь тертого сыра, бекона и соуса для барбекю.

Когда угощение съедено, разговор начинает буксовать. Забрасываю в рот последний ломтик картошки фри. Марли откладывает на тарелку недоеденный кусочек хот-дога. Мы оба умолкаем, а нервная энергия, с которой мы оба боремся, заполняет комнату. Я знаю, Марли еще никогда и ни с кем не делилась своими историями, но и я еще никому и никогда не читал свои статьи.

Ну, в смысле, лично.

Хотя… не думаю, что дело в наших писательских талантах.

Кашляю и встаю, чтобы сложить тарелки в раковину. Краем глаза замечаю, как Марли комкает салфетку, складывает и снова разворачивает.

Поворачиваюсь, смотрю, как ее пальцы сминают материю. Спрашиваю:

– Нервничаешь?

Марли поднимает на меня глаза, ее взгляд ясно говорит: «Еще как, черт побери».

– Хорошо, потому что я нервничаю, – признаюсь я.

Кажется, она удивлена.

– Правда?

– Нервничаю жутко. – Рассматриваю ее лицо, мой взгляд скользит от веснушек на ее носу к полным губам. Я словно вижу ее впервые, и мое сердце начинает биться чаще. – В смысле, ты же здесь.

– Я заставляю тебя нервничать? – спрашивает она, снова опуская глаза. – Правда?

Колеблюсь, понимая, что балансирую на грани, с одной стороны которой прошлое, а с другой – будущее. Пора делать выбор.

– Ты… – начинаю я и делаю шаг к ней. Нужно просто это сказать. – Ты заставляешь меня хотеть большего, и из-за этого я нервничаю.

Марли смотрит на меня снизу вверх, в свете свечей ее глаза сияют, но она ничего не говорит. Может быть, мне следовало держать рот на замке и просто позволить ей наслаждаться ужином.

– Итак… м-м-м, – тяну я, меняя тему. – Как насчет десерта?

Достаю из холодильника мороженое и с облегчением вижу, что лицо Марли светлеет, особенно когда она замечает нарисованную на упаковке клубнику. У меня талант угадывать любимые сорта мороженого разных людей, а Марли определенно любит клубничное.

Мы накладываем себе по пиале мороженого, Марли смеется, когда я высыпаю на свою порцию почти галлон шоколада, запускаю ложку в ее порцию и увенчиваю свою каплей клубничного мороженого. Затем я веду Марли в подвал, где мы устраиваемся на противоположных концах моего побитого жизнью дивана.

– Готова? – спрашиваю я, беря с кособокого журнального столика стопку мятых листков.

Сам я не уверен, что готов, но Марли кивает, отставляет пиалу с недоеденным мороженым, нервными движениями достает из сумки желтую тетрадь, неуверенно глядит на нее, потом протягивает мне, пересекая некую невидимую черту, и выпускает тетрадь.

Открываю первую страницу. Аккуратный, ровный почерк Марли притягивает мой взгляд, я забываю, что в эту самую минуту она читает мои статьи; меня затягивает ее мир, полный заветных тайн, без которых не может обойтись ни одна сказка.

Одна история повествует о близнецах, которые кормили стаю крякающих уток на пруду. К ним прибегало всё больше и больше уток, и в конце концов близнецы улетели, пронеслись над прудом, над парком и над кладбищем.

Другая история посвящена маленькой девочке, которая выращивает розовые цветы, но цветы всё продолжают расти и в один прекрасный день превращаются в человека: цветок – отражение девочки.

Марли пишет такие замечательные истории, что мне хочется наклониться и вырвать у нее из рук листки со своими убогими статьями.

– Марли, – говорю я. Она вопросительно смотрит на меня поверх края листа широко открытыми глазами. Поднимаю ее тетрадь повыше. – Ты должна поделиться этими историями не только со мной, но и с другими людьми. Детишки пришли бы от них в восторг.

Марли подается вперед, слегка раскачивается из стороны в сторону на своем краю дивана, ее нервная энергия так и бурлит.

– Ты правда так думаешь?

Киваю и смотрю на страницу тетради: на полях нарисована девочка-цветок.

– Честное слово.

– Твои статьи тоже великолепны, – говорит она, взмахивая листком со статьей. – Вообще-то я не люблю спорт, но тебе удалось меня заинтересовать. Особенно мне понравилось, как ты даешь характеристику игрокам. Прочитав это, я чувствую, будто сто лет знаю Сэма, – добавляет она. Со статьи, лежащей вверху стопы, на меня глядит черно-белая фотография Сэма. – Ты не просто изложил статистику, ты создал настоящий портрет. Тебе непременно нужно учиться дальше.

Смеюсь с облегчением: ну, во всяком случае, Марли не заявила, что мои статьи – отстой. Она долго молчит, глядя на желтую тетрадь у меня в руках, в конце концов спрашивает:

– Думаешь, людям понравятся мои истории?

Наши взгляды встречаются.

– Они будут в восторге, – чистосердечно отвечаю я.

Марли смотрит мимо меня, на застекленные двери, за которыми видна луна.

– Не хочешь выйти во двор? – спрашивает она, дергая себя за воротник.

Я понимаю, что она сейчас чувствует. В комнате ощутимо витает электричество, она наполнена безымянным чувством, пробегающим между нами.

– Конечно, – отвечаю я, хватая толстое лоскутное одеяло.

Мы выходим во двор, укладываемся на одеяло и смотрим в звездное небо. Ладонь Марли легко касается моей руки, и ночь оживает.

Всё вокруг становится ярче. Всё гудит и потрескивает.

Марли поднимает руку и указывает на луну, идеальный круг, висящий на небе.

– Говорят, некоторые люди плохо спят, когда в небе полная луна.

Разглядываю сияющую поверхность лунного диска и совершенно точно знаю, что сегодня не смогу уснуть, вне зависимости от того, будет на небе полная луна или нет.

– Оборотни? – спрашиваю я.